Михаил веллер.

РОМАН В ВОСПОМИНАНИЯХ,
РОМАН О ЛЮБВИ,
ПЕТЕРБУРГСКИЙ РОМАН
В ШЕСТИ КАНАЛАХ И РЕКАХ

Книга первая

Paul! - закричала графиня из-за ширмов,- пришли мне какой-нибудь новый роман, только, пожалуйста, не из нынешних.

Как это, grand"maman?

То есть такой роман, где бы герой не давил ни отца, ни матери и где бы не было утопленных тел. Я ужасно боюсь утопленников!

Таких романов нынче нет. Не хотите ли разве русских?

А разве есть русские романы?.. Пришли, батюшка, пожалуйста, пришли!

А. С. Пушкин. «Пиковая дама»

Часть первая

ФОНТАНКА

Глава первая

перемен протекло с той загадочной поры; я влюблялся, разлюбливал, зачем-то женился и уходил от прелестных женщин, был счастлив и горько плакал в отчаянии одиночества, жил долго один, сочинил прекрасный, как думалось мне, роман и затем сжег его. Смешно, но роман сжечь трудно. В городе, где забыли не только камины, но и печи: и кафельные голландки, и широкобокие кухонные, в таком городе проще выбросить рукопись в мусорный ящик; на моё счастье, на набережной рядом с домом, где жил я тогда, гудел под железным коробом, натужно бился огонь, сентябрьским утром здесь размягчали асфальт, чтобы выкопать для чего-то канаву. В гудящем успокоительно огне все три варианта рукописи и шуршащая груда черновиков растаяли беззвучно и без следа. Исчез герой мой, безжалостный Мальчик, исчезла героиня, возлюбленная моя, Насмешница, почернели, сгорели чугунные ограды каналов, колоколенки, липы, исчезли пять окон, что светили уютно в декабрьских сумерках на замерзший, в синем снегу, канал Грибоедова… всё сгорело.

За высокими и не очень чистыми окнами снова Фонтанка, нехорошая осень: судьба привела меня вновь к началу, к серым, темным широким водам Фонтанки. Шлёпая по истертому кафелю скользкими, слишком просторными для моих ног тапками, в коротких, нелепых больничных штанах, я бессмысленно, как многие из находящихся здесь, брожу вечерами по холодным и полутёмным коридорам огромной неуютной больницы. Я давно не бывал в этой части Фонтанки, и как выглядит эта больница снаружи, совершенно не помню. Знаю, что обратив на Фонтанку грязноватый фасад, она стоит рядом с торжественным, грузным собором. За окнами, за облезлым сквериком, за прутьями тощей ограды видны Фонтанка, деревянный пешеходный мост с железными перилами, начало Крюкова канала.

Темнеет рано и как-то безнадежно. В темноте растворяются Фонтанка, мостик, Крюков канал. Черные голые стекла слезятся. Сквозняк вносит сырость, запах мокрых слежавшихся листьев. Черный мокрый осенний вечер. Горят под дождем фонари. Выпустить меня отсюда пока не собираются, да и некуда мне идти в темноте под фонарями и парусящим дождем.

По утрам иногда, глядя в профессионально заботливое лицо врача, я пугаюсь: не хочет ли он оставить меня тут совсем? нервы разбродились, ужасы палаты номер шесть, ничего, ничего, говорит мне врач, не волнуйтесь, волноваться вам вовсе не следует, всё хорошо; ему лет двадцать восемь, и он ко мне добр; и я с горечью чувствую, что я для него простительно немощен, стар, я ему неинтересен, ничего, говорит он с улыбкой, улыбка бы мне помогла, если бы точно такую же я не видел на его лице, когда он разговаривает с другими больными; и я, как обычный больной, ревную, с сёстрами и врачами он смеется и разговаривает иначе, он очень молод, весел, кем-то любим, ничего, говорит он с улыбкой, не волнуйтесь, мы зря вас держать не будем. Можно подумать, мне есть от чего волноваться. Можно подумать, что я тороплюсь. Торопиться мне некуда, вот об этом я думаю совершенно без горечи, ни один человек на земле не помнит меня и не ждет. Желаний у меня нет. Иногда я играю с соседями по палате в домино и даже выигрываю. Им это приятно. Они чувствуют себя неудобно оттого, что в приемные дни ко мне никто не приходит, никто не приносит мне апельсины, сметану и вареную курицу. К еде я давно равнодушен. Здесь мне спокойно. Жизнь за мокрым больничным крыльцом меня, признаться, страшит. Крупным почерком я исписал половину толстой тетради… зачем? от неуверенности, пустоты, что бродит вокруг, и в моей груди, и заставляет мои пальцы дрожать, пустота пришла перед тем, как я сжег мой роман, мне дано было вдруг понять, каковы же бывают власть и мучительная жестокость зарожденной тобою, созданной твоим мозгом, твоими пальцами рукописи… и я сжег роман, пользуясь тем, что рабочие куда-то ушли, сжег, пачку за пачкой, листок за листком, и корзину, в которой принес к огню много бумаг, я бросил в осеннюю Карповку.

Все окончилось речкой Карповкой; а начиналось Фонтанкой. Фонтанка! затем был канал Грибоедова, Мойка; затем Петроградская сторона, Кронверка, тихая Карповка… что будет со мной? судьба, описав кольцо, привела меня вновь на Фонтанку, и это меня пугает, Мистика петербургских рек и каналов не отпускает меня, и кружится в мыслях нелепица вроде: Нева родила Фонтанку, Фонтанка родила Мойку, Мойка родина Грибоедов канал. Канал Грибоедова вернулся в Фонтанку. Фонтанка и Мойка вернулись в Неву, так случилось однажды, и длится - всегда… вечерние черные стекла слезятся. В полутемных длинных коридорах гремят по старому кафелю бидонами… скоро ужин; судя по запаху, перебивающему даже дух дезинфекции, кормить будут кислой тушеной капустой; и впервые за много лет я испытываю странное чувство легкости и свободы. Я испытываю чувство легкости и свободы оттого…

В ту пору мне было чуть больше тридцати лет; была у меня красавица жена и была у меня красавица жена и была необычайно прелестная любовница из самых известных в городе молодых актрис, привязанность эта была ни обязательна, ни так уж необходима мне, но была достойна, окружена вниманием и роняла на меня приятный золотистый отблеск, о ней знал весь город, за исключением, разумеется, моей жены (1). Моя прелестная девочка в ту пору была в фаворе…
_________________________________
1. Начиная с этой страницы вся принесенная нам рукопись исперщена пометками и замечаниями. Ее читали, неизвестно почему и зачем, многие лица и недвусмысленно выражали своё мнение: и карандашом, иногда красным, зелёным, который трудно стереть, и неуважительно чернилами, не имея ещё понимания, что на рукописи, чужой, непозволительно рисовать чернилами; для примера разнообразия этих мнений приведем из них несколько, взятых с разных страниц наугад: «…Великолепно! - Мерзость. Запретить о подобном писать! - Глупо. Вымученно, надуманно, слащаво и скучно… - Автора нужно взять за руку и отвести в ликбез. - Да. А Бена отдайте служить во флот. - Читать это решительно невозможно… - Неправдоподобно! Не бывает, и быть такого не может! - Умничанье. Кокетство. - Идиотам сию рукопись не давать. - Что то я читаю, читаю и вообще перестала понимать, что тут к чему, что с кем происходит… - Стихи нужно писать в столбик. В столбик нужно стихи писать! В столбик! В столбик! Почему не в столбик?!. И почему не объяснено, чьи стихи?.. (подпись, жирными фиолетовыми чернилами: Капитан 2 ранга в отставке Чернышов!) Хоть и второго ранга… а столбик! - Ну, уж это враньё. Водку всегда продавали с одиннадцати.- Надо знать. До семидесятого года водку продавали с десяти утра и в дежурных гастрономах до полуночи. Стыдно не знать! - Гнусный поклёп! Илья Семенович Ляговитый, которого автор выводит под прозрачным прозвищем Пень, кристальной души человек и очень талантлив! - Клубничка… хе-хе. - Дать автору решительный бой!.. - История штука вообще очень тёмная… - Чудесно! Таких книг давно не было… - И не нужно!.. - и категорическое, синими чернилами: - Издать можно. Урезать в 2 раза!» - таких и подобных им помет в рукописи многие сотни, и взгляд невольно начинает искать уже среди них что-нибудь вроде: «Не унывай, жандарм!» Имелись у рукописи и читатели вдумчивые: на полях и на обороте страниц можно встретить указания на источники, которыми пользовался или которые оставил без внимания автор, возражения, дельные и серьёзные, но применимые, увы, к монографиям, а не к вольному литературному труду, можно встретить маленькие трактаты, посвященные теоретическим вопросам русской и иноземной прозы, истории мировой эстетики, городскому пейзажу в петербургских литературе и живописи и даже сравнительному истолкованию Упанишад. После изучения этих заметок возник вопрос: следует ли учитывать их при издании. Издатель, т. е. человек, принесший в дальнейшем именовать себя именно так, утверждал, что на всякий чих не наздравствуешься, но что заметки можно было бы при издании присовокупить к тексту в качестве курьёза и неких вех на пути читателя; тут воспротивились мы, возражая резонно, что если начать печатать всякий чих, то никакой бумаги не хватит; и помирились на том, что любой из читателей может сам начертать на полях книги любимейшее своё выражение, равно как и всё, что захочется и покажется ему нужным: для того поля в книге и существуют. Мы решили оставить в издании лишь необходимейшие из примечаний, принадлежащих лицам, причастным к течению изложенных в рукописи событий и к изданию рукописи. Таковыми лицами являются: 1) литератор Сергей Владимирович -оцкий, 2) герой рукописи по имени Мальчик , 3) человек, пожелавший именовать себя Издателем, и 4) редактор рукописи. Прочие мнения и замечательные высказывания, запечатленные на листах изрядно, заметим, истрепанной (и залитой кофием и вином) рукописи, мы сохранили в неприкосновенности. Желающие ознакомиться с ними могут обратиться в установленном порядке в архив Издательства. - Прим. Ред.

УМНЫЙ, СТАРЫЙ

Трудно поверить, но Веллер в юности был худенький.

Был он вёрткий, подвижный.

Особенно за едой.

Однако умствования его были умственными, жесты были назидательными, а рассуждения рассудительными.

Когда Веллер сталкивался с непонятным, он свешивал голову набок, и говорил:

Друзья звали Веллера:

Умный Старый Мишка.

ИНТИМ

Юный Веллер стригся очень коротко, и по восемнадцать раз на дню аккуратнейше причёсывался, меленьким гребешком.

Ухоженность головушки Веллера приводила девиц в нетерпение.

В очередных гостях чужая нетрезвая девица всё норовила погладить макушку Веллера.

Веллер уклонялся старательно, как истребитель-ведомый в первом боевом вылете.

Наконец девица поймала макушку Веллера.

Не на-до трогать мою голову! - закричал раздражённый Веллер, и достал гребешок.

У меня, - сказал Веллер, причёсываясь, - это низший вид интимности.

А высший? - спросила заинтригованная девица.

Высший, - строго сказал Веллер, - это когда я книги на дом даю читать.

«ЛАВАНДА, БЛИН…»

Имелась знакомая, Женька. На день Красной Армии она подарила мне одеколон «Горная лаванда», большой пузырь.

Я этого запаха терпеть не мог.

Пришёл ко мне Веллер. Выпили раз, два, и в пять часов утра всякая выпивка кончилась. Выпить хотелось ужасно.

Вспомнили мы армейско-флотские будни, и «приговорили» флакон «Лаванды».

Веллеру хорошо. Веллер после бритья применял только «Лаванду».

Утром было плохо.

Мы пили водку, пиво, портвейн, сухое белое и красное. После каждого глотка лаванда проступала с утомительной силой.

Веллер горько сказал:

К «Лаванде» Женьку приучил Саульский.

Шагов двадцать мы прошли по утреннему хрустящему снегу молча.

Веллер сказал:

Саульского к «Лаванде» приучила Сашка.

Ещё шагов десять прохрустели.

И Веллер сказал с горечью:

Она ещё человек пятьдесят на филфаке к «Лаванде» приучила.

УСЛОВНЫЙ СТУК

Веллер жил в коммуналке на улице Желябова.

Его соседки-старушки бурчали, что к Веллеру ходит много народа, от звонков в дверь покоя нету.

Как-то утром я поднимался по лестнице к Веллеру, и вдруг сообразил, что вот за этой стеной спит Веллер.

И чтоб не звонить в дверь, я постучал ключами в стену.

Через мгновение дверь распахнулась. Радостный, сонный Веллер в халате высунулся, и стал глядеть мимо меня вниз на лестницу.

Потом Веллер посмотрел на меня.

Потом Веллер спросил:

А где Ленка?

Я ответил, что я здесь один.

А кто в стенку стучал?

Я ответил, что я стучал.

Всё последующее, что сказал мне Веллер, походило на старый анекдот: «остальные девяносто пять слов сказал сержант, вылезая из ямы».

ПРОПАГАНДИСТ

Довелось Веллеру служить пропагандистом в Казанском соборе, в Музее «религии и атеизма».

Келью Веллеру отвели на самом верху. Вся келья завалена была бумажным хламом.

Веллер иногда любил чистоту.

Весь день Веллер таскал этот хлам вниз, на помойку на улице Плеханова.

Наутро в келью к Веллеру вошла старушка и стала с ужасом озираться.

Где, - говорит старушка, - мой архив городской пионерской организации?

Старушка служила здесь до Веллера пропагандистом, и пятьдесят лет собирала документы и материалы к истории юных пионеров.

Так «юные безбожники» канули, без своей истории.

Веллер как мог утешал старушку.

На всё, - говорил Веллер, - промысел Божий.

ЧУЖОЕ ГОРЕ

Соседи по коммуналке опасались Веллера.

Разочек утром к Веллеру пришли почитательницы его таланта. Перепились, сломали вешалку в прихожей, выбили стекло.

Главная почитательница застряла в тёмном коридоре.

Задом она упёрлась в одну стенку, лбом уперлась в противоположную, и принялась облегчать желудок.

В эту минуту по коридору из кухни побежала соседка.

Соседка тащила кастрюлю борща, прямо с огня. Причём соседка схватила кастрюлю голыми руками.

Соседка завизжала, чтобы почитательница уступила дорогу:

У меня руки горят!

Почитательница на миг прервала своё занятие, и, упираясь лбом в стенку, хрипло сказала:

Кого … чужое горе?

СКРОМНОСТЬ

Шёл я к Веллеру на день рождения.

Купил поллитру. Нужно бы ещё книгу. Денег не было совсем. И у Дома книги я за пять копеек купил с лотка брошюру «Скромность украшает».

Я держал брошюру за спиной, тряс Веллеру руку и говорил, что принёс ему в подарок книгу, которая спасёт жизнь Веллера.

Веллер изнемогал от нетерпения.

Когда Веллер взял брошюру, то сказал с чувством:

Ка-ка-я сволочь!

Потом мы выпили, и развлекались тем, что читали брошюру вслух.

Оказалось, что брошюра на три четверти состоит из воспевания личной скромности Генерального секретаря товарища Брежнева.

Пьяный Веллер сказал:

Буду скромным, как Брежнев.

ФИЗИОНОМИЯ

Саульский решил гульнуть.

Принёс пять бутылок «Гурджаани», копчёной колбасы и бобину с собственными песнями, в записи через микрофон «Нота».

Тут Саульского на минутку вызвали на работу.

Часа через три Саульский позвонил и сообщил, что уже едет. Я передал трубку Веллеру.

Веллер тоже устыдился признаться, что мы уже всё выпили и съели.

Понимаешь, - начал рассудительно говорить в телефон Веллер, - мы пьём твоё вино, кушаем твою колбасу, слушаем на магнитофоне, как ты поёшь свои песни. На хрена нам ещё твоя физиономия?

Саульский насмерть обиделся, и до осени не звонил.

ПЕРЕДЫШКА

Жизнь двигалась устойчиво, как по железнодорожному расписанию.

Очень любили в те времена праздник Пятое Декабря, день Конституции.

Хозяйки варили студень, первый в новой зиме.

Все шли в гости, или принимали гостей.

Вкусно кушали и выпивали.

Начало зимы, много снега, мягкий морозец, дух общего праздника в вечернем воздухе.

Веллер говорил про Пятое Декабря:

Какая изящная передышка между Седьмым Ноября и Новым Годом!

ВОСТОРГ

Веллер купил у соседа шкаф. За двадцать рублей.

Шкаф был трёхстворчатый. Почти вся комнатка Веллера уместилась в нём.

Украшением шкафа было зеркало.

Каждый, кто приходил к Веллеру, отражался в зеркале непрерывно, пока не уходил.

Веллер был в восторге от своей финансовой ловкости.

За такое зеркало отдельно, - говорил Веллер, - в магазине сорок рублей просят.

РУБЛЬ

Веллер, когда жил на улице Желябова, изобрёл «теорию рубля».

Сколько всякой еды можно купить на рубль.

Половинку чёрного хлеба, семь копеек. Полкило квашеной капусты, восемь копеек. Луковицу, ещё три копейки…

Выяснялось, что на рубль можно купить очень много еды.

НУЖНЫЕ ЛЮДИ

Часто Веллер приходил ко мне, и приносил бутылку: наполовину пустую, заткнутую газетой.

Понимаешь, - говорил Веллер, - купил «Столичную», чтобы распить с тобой. Встретил нужного человека. Пришлось выпить по глотку.

ВЫДЕРЖКА

Веллер принёс в редакцию толстого журнала рассказ.

Рассказ начинался фразой, что у героя имелся один документ: справка об освобождении.

Прозой в журнале заведовал маститый писатель Кульбитов.

Кульбитов был знаменит в Питере тем, что подал в «Худ. Лит.» заявку на роман «из жизни Жанны д’Арк: про войну протестантов с гугенотами».

Кульбитов долго разъяснял Веллеру, что Веллер не умеет писать. Уже первая фраза непонятна.

О какой справке речь? Бывает справка об освобождении от физкультуры. Или об освобождении от урока труда.

Веллер даже слова худого Кульбитову не сказал.

А мог и бритвой полоснуть.

ВЕЧНОСТЬ

Веллер жил на гроши. Искал любой заработок.

Я присватал его в сборник о подвигах комсомольцев.

Веллеру дали гробовую тему, из Гражданской войны: взрыв на форте «Павел».

Платили сдельно, за объём произведения.

Веллер сочинил длинный очерк: один моряк бежал туда-то, другой моряк кричал то-то.

Сочинил, и принёс мне машинопись.

Я прочёл.

Мишка, где ты взял всю эту чепуху? Там же все погибли. Никто не знает, что там произошло.

Веллер озлился, и назидательно отчеканил:

А вот ка к я написал, та к теперь и будет. Навечно!

ПОЧТИ ЧТО

Пришёл Веллер ко мне поужинать.

За ужином моя жена рассказывала, как у них в институте крадут дублёнки.

Мы все получали тогда сто двадцать рублей в месяц. Хорошая дублёнка стоила рублей восемьсот, а то и тыщу.

Дублёнки крали так.

В гардеробе дежурили студенты. Приходит девушка и хнычет, что потеряла номерок. Ей говорили строго: идите в бухгалтерию и уплатите за утерянный номерок.

Девушка шла в бухгалтерию, платила тридцать копеек, и приносила в гардероб квитанцию.

Ей говорили: идите, ищите своё пальто.

Девушка выбирала дублёнку получше, и в ней уходила.

Но позвольте! — вскричал Веллер. - Дублёнка, за тридцать копеек, это почти что даром!

УДОВОЛЬСТВИЕ

Друг наш Саульский женился, на француженке. Свадьбу назначили в Ленинграде.

Я спросил Саульского, какой ему нужен подарок. Ведь надарят кофейников, настольных зажигалок.

Саульский долго мялся, и признался, что хотелось бы диван. Всей мебели у него была только раскладушка.

Мы с Веллером взыскали дань с приглашённых на свадьбу друзей. Потом была морока обзванивать мебельные магазины, ехать, покупать диван, ловить грузовик, тащить диван по чёрной петербургской лестнице на шестой этаж.

Сели обмывать диван.

Саульский прыгал задом на диване и приговаривал:

Спасибо ребята. Огромное удовольствие доставили.

Грубый Веллер сказал:

Мы доставили диван. А удовольствие на нём ты себе сам доставишь.

«ВЕЛЛЕР СЪЕСТ»

Зашёл я к Саульскому. Сидим на кухне в его коммуналке, пьём чай, рассуждаем о шансах Веллера и Саульского на Нобелевскую премию.

Саульский вдруг спохватился:

Хочешь торт?

Вытащил из помойного ведра коробку, в ней огрызок вафельного торта.

Нет, - сдержанно сказал я. - Не хочу.

Саульский шваркнул коробку обратно в ведро:

Веллер придёт - съест!

ПОД ЗВОН КУРАНТОВ

Веллер мечтательно говорил, что в праздник нужно с утра сесть за нарядный стол. Чтобы крахмальная скатерть. Чтобы картошечка дымилась. Чтобы хрусталь сверкал. Чтобы первую рюмочку прозвенеть ровно в десять утра, под звон курантов, когда маршал выезжает из ворот Кремля.

Первого мая я устроил такой сбор: приказавши гостям под страхом смерти не опаздывать. Были Веллер, Женя Веселов с женой Ларисой, Серёга Беркис, ещё кто-то.

Скатерть была крахмальная. Хрусталь сверкал. Картошечка дымилась. Водка индевела.

Ровно в десять, под звон курантов, когда маршал в чёрно-белом телевизоре выезжал из-под Спасской башни, прозвенели первую рюмочку. Вкусно было необычайно.

Праздничный завтрак незаметно перешёл в ужин. Бегали в магазин. Поздний ужин перетёк в ранний завтрак. Завтрак вырос в обед, и склонился в ужин…

Поздно вечером второго мая гости с трудом разбрелись: под тем туманным предлогом, что им завтра на работу.

А Веллер, довольный, улёгся спать.

НА ТЁМНУ ЕЛЬ…

Когда известный критик Мурье видит на прилавке сто восьмую, сто десятую книгу Веллера, то долго вздыхает, качает головой, произносит укоризненно:

Ведь говорил, говорил же я Мише, чтобы не спешил печататься…

Действительно, говорил. Когда ни одна сволочь не печатала Веллера.

Мурье ведал прозой в уважаемом журнале, и тоже не печатал Веллера.

Веллер мечтал о такой новогодней ёлке, чтобы на ней висел Мурье.

БЕШЕНАЯ КАРЬЕРА

Веллер, как многие университетские филологи, имел военной специальностью: артиллерию.

Ретивый военкомат неукоснительно тягал Веллера на офицерские сборы.

Веллер проклинал всё на свете, но влезал в казённую портупею.

В дождливые дни Веллер, в портупее, сидел в казарме на койке, и пил водку с такими же, как он.

Один раз Веллер видел, как стреляет гаубица.

К двадцати семи годам Веллер был уже капитан запаса Красной Армии.

Друзья назвали Веллера:

Карьерист.

В ПИЗУ!

Веллер похвалился, что придумал шикарное название для романа:

- «Гонец из Пизы».

Угу,- сказал я. - А второй том будет называться: «Гонец в Пизу».

Веллер посмеялся, но как-то принужде нно.

МИР НА ЗЕМЛЕ

Веллер не любил говорить о своей первой женитьбе.

Веллер недолго жил в чинной, как Георгиевский зал Зимнего дворца, квартире тестя.

Тесть Веллера был грозный генерал-адмирал. Он заведовал миром на Земле.

Вечером, когда генерал-адмирал, в окружении богатых закусок, выпивал третью рюмку, на отдельном столике резко звонил красный с золотом аппарат.

- «Сто восемнадцатый» готов бомбить Флориду!!

Не разрешаю! - говорил генерал-адмирал.

Клал тяжёлую трубку, и цеплял на вилку грибочек.

Мир на Земле продолжался.

ГЛАВНАЯ ТАЙНА

В редакциях очень ценили «трудовую биографию». Чтобы автор был не «вонючий интеллигент», а - «от сохи», «от кайла».

Веллер, в студентах, был два раза гоняем в строй-отряд. Каждый знает, как приобретались «специальности» в строй-отрядах. Прокатился на бульдозере: бульдозерист! Увидел сварочный аппарат: сварщик!

Веллер с лёгким сердцем писал себе восемнадцать рабочих специальностей: «укладчик шпал», «подносчик гвоздей».

Сильней всего на интеллигентных московских редакторш действовала указанная Веллером специальность: «скотогон».

Им немедля хотелось переспать со скотогоном.

А по трудовой книжке Веллер был: учитель в деревенской школе, лит. сотрудник в фабричной газетёнке «За крепкую обувь!», пропагандист в музее атеизма.

Но Веллер об этом никому не говорил.

КОВ-БОЙ

Юный Веллер улетел, рейсом «Аэрофлота», на Алтай, и нанялся, на один перегон, гнать овец от Монголии в Бийск.

По Чуйскому тракту.

Такое, на три недели, развлечение.

Воротясь, Веллер шлялся по Ленинграду и показывал из себя грязного ков-боя: в старых кирзовых сапогах, в брезентовых штанах, прожжённых у костра, в бороде, в широкой шляпе.

В бороде и шляпе Веллер походил не на ков-боя, а на выпускника ешибота.

Я показал ему в «Иностранке» рассказики американского юмориста: «…Сэм Голд. Единственный еврей-ковбой, кого я знал. Он загонял коров на велосипеде.

Когда обе коровы разбежались, он продал велосипед, и ушёл пешком в Аризону.»

Веллер хохотал, как полусумасшедший.

Потом пошёл мыться, брить бороду.

ЗМЕЕЛОВ

Чтобы окончательно поразить московских редакторш, Веллер писал о себе, что служил змееловом в Кара-Кумах, два раза был кусан гюрзой.

Веллер обманывал.

Единственной ядовитой змеёй, которую Веллер видел вблизи, была Магда Аникеева, начальница в газетке «За крепкую обувь!» Веллер благоразумно не ловил Магду.

«ПУСТЯКИ»

Тексты Веллер хватал, как голодная чайка: на лету.

Особенно, когда начал вовсю печататься.

Скажешь при Веллере: «Сила в ру це надёжа в Бозе», - тотчас схватит, переврёт, в беспамятстве, и воткнёт эпиграфом к своему роману.

Скажешь Веллеру: «Мера вашего невежества даже не забавна», - тут же откроет сей фразой новый сборник рассказов.

Хуже всего: подпустить Веллера к рукописи. Немедленно утащит все лучшие фразы, и напечатает как свои.

Масса Майкл! - возмущался я, - имей совесть. Ты шлёпаешь книжки каждый месяц. А у меня от книги до книги двадцать лет. Читатель подумает: это я у тебя фразы ворую.

Мишенька ща стливо жмурился, ласково говорил:

Пустяки…

ЩЕДРОСТЬ

Веллер бывал щедр.

Как-то мне срочно понадобился сюжетец для малой пьесы.

Пошёл я к Веллеру.

Веллер долго листал большую тетрадь с сюжетами (настоящий писатель), и подарил мне сюжет «Колечка».

Я был очень ему благодарен.

Пьесу поставили, напечатали.

Мои недоброжелатели долго шипели на всех углах, что я украл сюжет у знаменитого Ваксберга.

В ЛЕТНЕМ САДУ

Веллер имел мечту: пить чай из самовара в Летнем саду.

Сидеть летним утром, в Летнем саду, и пить чай.

Веллер жил на улице Желябова, рукой подать до Летнего сада.

Роскошным июльским утром зашли мы к Веллеру: Вовка Бейдер, Серёга Беркис, и я.

Вскипятили большой электрический самовар. Заварили вкуснейший чай в большом заварном чайнике с цветами. Взяли раскладной стол и четыре складных стула, чашки с блюдцами, сахар в сахарнице, расписной лаковый поднос. В булочной на углу Мойки и Конюшенной купили свежайших калачей и баранок.

И вошли в Летний сад.

Установили стол и стулья на площадке, где мраморный Лаокоон, в тени высоких лип, с видом на Лебяжью канавку и Марсово поле.

Водрузили на стол самовар. Калачи грудой: на лаковый поднос. Чайник с цветами, красивые чашки, сахарницу…

Самовар ещё слабо кипел.

Боже, как вкусен был чай, под липами Летнего сада! как душисты и мягки были калачи…

Гуляющие в саду граждане приняли нас за точку общепита, развёрнутую для счастья трудящихся.

Граждане мигом выстроились в очередь, каждый с рублём в кулаке: «Мне две чашки чаю, и четыре калача!..»

Утомились мы их отгонять.

УСТНЫЙ СЧЁТ

Юный Веллер после университета был определён в учители.

В начальную деревенскую школу, вблизи Ленинграда.

Чтобы поспеть к урокам, Веллер вставал в пять утра. Обратно в свою коммуналку он добирался поздно вечером.

В школе учительствовали две добрые, пухлые бабушки. На уроках они рассказывали детишкам сказки.

Веллеру они поручили возить детей на обед, в главную усадьбу. На рейсовом автобусе.

Деньги за обед и проезд детишки сдавали Веллеру на месяц вперёд.

Веллер всюду ходил с полу-пудовым мешком мелочи и рублёвых бумажек.

Веллеру снились кошмары: он потерял мешок.

Денег в мешке почему-то вечно недоставало. Веллер, злобясь и матерясь, добавлял из своего нищенского жалованья.

Веллер всё время считал. Тридцать семь билетов по пятнадцать копеек, тридцать семь обедов по двадцать восемь копеек…

Мелкие детишки с удовольствием разбегались во все стороны. Веллер ловил их и пересчитывал.

Веллер пересчитывал их перед посадкой в автобус, Веллер пересчитывал их в автобусе, по выходе из автобуса, в столовой, по выходе из столовой…

Детки в это время пуляли в Веллера из рогаток.

Угадай, - говорил Веллер, - кто мой любимый герой в Библии?

РОЗОВАЯ ПАПКА

Веллера не печатали.

Веллер знал, что в редакциях рукописи не читают.

И Веллер придумал, как привлечь внимание.

Веллер бойко отстукал на машинке шесть порнографических рассказов. Матерных слов там не было. Всё прочее имелось в избытке.

В письме к редакторам Веллер написал, что он слепой от рождения. Печатает на специальной машинке.

В «Гостином дворе» Веллер сфотографировался на автомате, закатив глаза под лоб. Жуткие фотографии Веллер приложил к письму.

Из бумаги омерзительно розового цвета Веллер вырезал кривые папки, и приклеил к ним гнусно-зелёные тесёмки.

И стал рассылать всюду порно-рассказы, сериями по две, три штуки. Теперь, думал Веллер, его имя запомнят.

Вслед «розовым папкам» Веллер стал посылать свою настоящую прозу.

Позднее Веллеру рассказали, что на крик «почта от Веллера» сбегалась вся редакция.

Ну, это что-то серьёзное, - и бросали в ящик для возвращения автору.

К тому же, фигура Веллера сделалась подозрительной:

Сегодня порнография, завтра антисоветчина.

И Веллера опять не печатали.

Году в восьмидесятом Веллер уехал из Питера в Таллин.

В Питере Веллер надоел всем редакциям.

Москва лягала юных ленинградцев копытом.

Таллин для московских редакторов находился где-то между Стокгольмом и Лондоном.

В Таллине Веллер бедствовал в деревянной развалюхе, где крыша текла, печь дымила, а в окно по ночам врывались летучие мыши.

Веллер, тихо матерясь, топил печь, и обдумывал своё будущее.

Веллер сам сочинял на себя рецензии, в которых ставил себя выше Фолкнера и Уайлдера, и придумал себе титул: «Гроссмейстер современной прозы».

Московские редакторы дрогнули.

Таллин. Заграничное имя. Гроссмейстер…

БАЛЬЗАМ НА ДУШУ

Ленинградское телевидение пригласило эстонского писателя Веллера в герои своей передачи.

Знаменитый писатель Веллер приехал из Таллина, и явился на телевидение с глиняным сосудом таинственного бальзама «Старый Таллин».

Тут узналось, что знаменитый писатель из Таллина есть тот самый Мишенька, который девушкам с телевидения знаком до боли, а некоторым до слёз.

Записали беседу со знаменитым Веллером. Бальзам выпили. После чего на телевидении и Веллера, и бальзам стали называть:

Старый Веллер.

СТРАШНАЯ МЕСТЬ

Когда Веллер уехал жить в Таллин, у него в Таллине приключился роман.

Веллер утверждает в мемуарах, что эта «самоходная печь-голландка» сама на него наехала.

У «печи-голландки» имелся муж, почётный эстонский писатель еврей Боба Штейн.

У Гоголя говорится, что чиновники «дуэлей не знали, а пакостили друг другу по службе как могли».

Боба Штейн напечатал роман, где благородную жену благородного героя совращает злодей, русский майор милиции по фамилии Веллер.

Месть Веллера была ужасна.

Веллер напечатал правдивую историю из молодости Бобы Штейна: как Боба Штейн, будучи лейтенантом на крейсере, пошёл в гальюн, повесил ремень с кобурой и пистолетом на крюк, справил нужду, и ушёл, а ремень с пистолетом забыл.

Роман Бобы Штейна никто, кроме меня, не читал.

А «легенды» Веллера про Бобу Штейна издаются миллионными тиражами.

Плюнул на всё, купил за шесть рублей билет, и уехал в Таллин.

В восемь утра я звонил в дверь Веллера.

Сонный Веллер вышел в халате, в каком жил на улице Желябова.

Веллер не удивился моему приезду без предупреждения.

Умылся, после чего сказал:

Завтрак наш будет небогат, но изыскан.

И выставил всё, что имел: бутылку «Столичной», два куска чёрного хлеба и большое блюдце с клубникой.

Много лет я вспоминаю тот завтрак, как драгоценность в моей жизни…

Таких рассказиков у меня - сотни. Лень записывать.

Главное, что Веллер прочёл, гоготал, подтвердил: всё так и было *.

________________________

* К сведению читателей: в тех длинных, ужасных историях обо мне, которые сочиняет и печатает Веллер («Легенда о романисте», «Топи их всех!», и проч.), нет, разумеется, ни слова правды. - Прим. Авт.

Не так давно приятель прислал мне по электронке, исследование питерского писателя Олега Стрижака, посвященное событиям в России в 1917 году. Об этих событиях написано много, но пожалуй впервые, написано так, как это сделал Олег Стрижак, совместив все хорошо и плохо известные факты о происходивших событиях и людях в них участвовавших. Если вы, начав читать решите, что вы все об этом уже знаете, можете дальше не читать, но тем, кто историю двух российских революций знает из советских учебников и советской литературы, я советую прочитать это очень интересное повествование.

Олег СТРИЖАК. И приснился мне сон... 1

Когда я в разговоре касаюсь до этой темы, мне сразу говорят: а где доказательства, документы? А я говорю: а укажите истинный заговор, который оставил по себе хоть клочок бумаги с уличающей записью.

Закулисье Истории (а всё важнейшее в Истории творится втайне от публики) очень редко открывается исследователю. К примеру, говорить о «двоевластии» в России после февраля 1917-го года - смешно, ибо почти все министры Временного правительства и все лидеры Совета были «братья» и вместе заседали в масонских ложах. А вот о чём они договаривались - этого мы не знаем.

Февральский переворот в России в 1917-м году явился результатом заговора, который начался в сентябре 1915-го года. Об этом впервые заявил печатно Деникин в Париже в 1921-м году. Монархисты хотели силой вырвать у своего государя отречение, а в случае отказа - убить царя (большевики, когда убили государя в 1918-м году, лишь окончили замысел монархистов и масонов от 1916-го года). Потом появились в эмигрантской печати свидетельства о масонском заговоре. В действительности, там был сложный клубок четырёх заговоров: дворцовый (великие князья), генеральский (армия), заговор разведок Англии и Франции, и масонский заговор («центр» депутатов Думы, эсеры и меньшевики). Имеется обширная литература по сему вопросу, воспоминания участников заговоров и очевидцев, но - ни одного «документика».

Хорошо, говорю я. Считайте, что всё нижеизложенное мне приснилось (удачно, что жанр сновидения избавляет меня от докуки дотошных ссылок на источники, всем известные).

Вы помните паническую записку Ленина 24 октября 17-го года? «Теперь все висит на волоске», «Нельзя ждать!! Можно потерять всё!!»

Далее у Ленина две совершенно загадочные фразы: «Кто должен взять власть? Это сейчас неважно: пусть её возьмёт Военно-революционный комитет или „другое учреждение“... Взятие власти есть дело восстания; его политическая цель выяснится после взятия».

Ленин напуган «удалением Верховского», об этом Ленин пишет в записке дважды. Кто такой Верховский? Почему - «неважно, кто возьмет власть»? О каком «другом учреждении» говорит Ленин?

Генерал-майор А. И. Верховский был военным министром и одной из главных фигур в заговоре против Временного правительства. 20 октября Верховский в ультимативном докладе правительству потребовал немедленного заключения перемирия с Германией и Австро-Венгрией и демобилизации вконец разложенной армии. 24 октября Ленин узнал, что Верховский уволен в отставку.

Александр Иванович Верховский (09.12.1986 - 19.08.1938гг)

Ленин зря тревожился, военным министром стал заместитель Верховского генерал А. А. Маниковский, который тоже был в заговоре (в 1918-м году Маниковский стал начальником Академии Красной Армии, его ученики в войне против Гитлера воевали уже генералами и маршалами. Когда Маниковский умер, в 1922-м году Академию РККА возглавил Верховский).

А.А. Маниковский

В заговоре Октябрьского переворота был и главнокомандующий армиями Северного фронта генерал В. А. Черемисов. Ещё в сентябре 17-го года Черемисов увёл подальше от Петрограда единственную опору Временного правительства - Конный корпус генерала Краснова. Черемисов растащил сотни и батареи корпуса по разным городам и селениям от Витебска и Ревеля до Новгорода и Старой Руссы. Корпус как боевая единица перестал существовать (генерал Краснов позднее писал, что это было «планомерной подготовкой к 25 октября»).

В.А. Черемисов

25 октября Керенский кинулся во Псков к Черемисову требовать войск для подавления Петрограда. Керенский назначил Краснова командующим армией и приказал идти на Петроград. Черемисов, будто в насмешку, дал Краснову 9 неполных сотен - 690 казаков, и 18 орудий. С этой «армией» Краснов 27 октября выступил на штурм Петрограда.

В тот же день, 27 октября, генерал Черемисов прислал в Петроград для охраны Смольного сводный полк латышских стрелков из 12-й армии - 10 тысяч отменных бойцов, которые ни слова не знали по-русски и были готовы убивать всех, на кого укажут латыши-офицеры.

«Поход» Краснова позорно захлебнулся. 30 октября казаки бросили генерала Краснова, ибо большевики объявили на фронте мир. Генерал Черемисов, по некоторым источникам, служил затем в Красной Армии и в 1919-м году громил армию Юденича на подступах к Петрограду.

В заговоре был и подчинённый Черемисову командир развёрнутого в Финляндии 42-го армейского корпуса генерал-лейтенант Р. Ф. Вальтер. Когда 29 октября 1917-го года в Петрограде начался мятеж юнкеров, генерал Вальтер тотчас прислал по железной дороге крепкие, не затронутые фронтовым разложением пехотные части с артиллерией. Четыре юнкерских училища были расстреляны из пушек, мятеж был подавлен. Одна из частей генерала Вальтера - 428-й Лодейнопольский полк, с артиллерией, под командованием полковника Потапова был отправлен в Москву на подавление тамошнего мятежа юнкеров.

Керенский пишет в мемуарах, что генералы нарочно позволили большевикам свергнуть Временное правительство, чтобы потом прихлопнуть большевиков. Западные историки согласны с Керенским.

На деле все было иначе. Речь должно вести о противостоянии патриотов и «иностранцев».

В начале марта 1917-го года государь, извещённый, что заговорщики намерены убить его самого, его жену и детей, подписал отречение в пользу младшего брата, великого князя Михаила. Михаил, растерявшийся, под нажимом и под угрозами «думцев», подписал отречение в пользу Учредительного собрания - которое решит, будет ли Россия монархией с царём Михаилом, или будет в России республика.

Временный комитет Думы по спискам, заготовленным ещё с 1915-го года, создал Временное правительство, с единственной его задачей - в течение месяца или двух провести выборы и созвать Учредительное собрание. Совет рабочих и солдатских депутатов с почтением признал верховную власть масонского правительства.

В том же марте началось разложение армии через провокационный «Приказ № 1» - «некие силы» уводили армию из-под власти дисциплины и подчинения старым начальникам. На фронте и в тылу отменялись подчинение и чинопочитание, учреждались солдатские комитеты, которые отныне решали, исполнять приказы командиров или нет. Результат превзошёл ожидания, солдаты поняли дело так, что «революционная свобода» - свобода выбора, свобода не воевать (в июле, после ужасного провала наступления, командующий фронтом генерал Деникин гневно выговаривал военному министру Керенскому: «не большевики разложили армию, а - вы, ваше правительство»).

В апреле правительство, вместо того чтобы созывать Учредительное собрание, заявило («нота Милюкова»), что будет продолжать войну по обязательствам царизма. Возмущенные полки Петрограда вышли из казарм с оружием и окружили Мариинский дворец, где (как и при царе) заседали министры.

Генерал Корнилов, командующий войсками Петроградского военного округа, вывел артиллерию, чтобы расстрелять мятежные полки. Политики испуганно заявили, что это - начало гражданской войны. Совет рекомендовал Корнилову убрать пушки. Корнилов подчинился, но подал в отставку. «Министры-капиталисты» тоже ушли в отставку. Составилось новое Временное правительство, с участием социалистов, которое решило - войну продолжать.

Лавр Корнилов

Сталин приехал в Петроград из Сибири 12 марта, отобрал у Молотова руководство газетой «Правда» и заявил два своих главных тезиса: вся власть в России должна принадлежать Советам, а войско должно быть первейшим союзником пролетариата (12 миллионов людей в шинелях, с винтовками и пушками, обученные стрелять - страшная сила).

Ленин приехал из Швейцарии (с десятками товарищей-«вождей»") 3 апреля. В прежние годы Ленин и Сталин сильно враждовали (конфликт между «бакинской группой» Фиолетова - Сталина и «парижскими господами» - Лениным и прочими. Имелись подозрения, что именно Ленин устроил арест Сталина в 1913-м году и отказал в организации побега Сталина из заполярной ссылки).

Плеханов, старейший с.-д., в печати назвал эти тезисы «бредом». В большинстве своём с.-д. заключили, что Ленин окончательно порвал с марксизмом и сделался «бланкистом» и «бакунинцем».

Известно, что Сталин и Ленин несколько часов говорили с глазу на глаз. После этого разговора Сталин стал в партии первым после Ленина.

В ЦК большевиков было создано Военное бюро, которое возглавили Сталин и Дзержинский.

Уже в мае разумные люди видели, что России не нужно воевать. Революция привела к разрухе. Фабрики закрывались повсюду - из-за нехватки сырья. В городах начинался голод, продовольствия по карточкам давали мало или не давали вовсе, а на рынке за время войны цены выросли в 13 раз. Производство военной продукции упало в три раза. Армия, разложенная «Приказом № 1» и декретами Временного правительства, стихийно не желала воевать. Армия уверилась, что «свобода» - это свобода бесчинств, дезертирства, преступлений. Каждый день войны стоил 56 миллионов рублей, а дефицит годового бюджета составлял 40 миллиардов. России был нужен мир.

Германия, измученная войной, с осени 1916-го года по различным каналам искала возможности заключить перемирие с Россией (положение Германии ухудшилось тем, что в апреле 1917-го года США объявили Германии войну и начали отправку в Европу 1 миллиона солдат).

В июне 1917-го года в Петрограде собрался 1-й Всероссийский съезд Советов (большевики имели на съезде десятую часть мандатов). В дни съезда большевики наметили на 10 и 11 июня вооружённое выступление с целью свалить правительство князя Львова (по сценарию «апрельских дней»), взять власть и заключить мир - чтобы немедленным заключением мира призвать массы на сторону большевиков. Руководили подготовкой выступления Сталин, Дзержинский, Стасова. Каменев и Зиновьев были против взятия власти, Ленин предпочёл выжидать.

Возмущение съезда Советов было бешеным. Министр Церетели, с.-д. меньшевик, заявил, что «через ворота большевиков войдёт генеральская контрреволюция» (Церетели уже в июне почему-то увязывал большевиков с генералами). Съезд запретил большевикам демонстрацию. 9 июня всем казалось, что дело большевиков - кончено. Ленин почёл за лучшее скрыться, с 10 июня партией руководил Сталин.

18 июня правительство и военный министр Керенский, по требованию Франции и Англии, начали громадное наступление русских армий, которое в июле закончилось катастрофой.

Керенский позднее путано напишет, что он не имел своей воли и был управляем из-за рубежа. Берберова, автор знаменитого исследования о масонах, говорила: «они дали масонскую клятву, которая по уставу превышает все остальные клятвы, даже клятву Родине, они дали клятву никогда не бросать Францию, и потому Керенский не заключил мира».

«Июльские дни» в Петрограде - стечение чудовищных провокаций.

3 июля ЦК большевиков под руководством Сталина постановил: ни под каким видом не ввязываться в демонстрации анархистов. Но вечером 3 июля Зиновьев, Луначарский и «независимый с.-д.» Троцкий дали команду Раскольникову в Кронштадт, чтобы кронштадтский Совет прислал наутро 20 тысяч вооружённых матросов.

Многие в июле 17-го года говорили, что за всей этой нарочитой неразберихой стояли некие «тёмные силы». Вероятно, так оно и было. В ночь на 5 июля в Петрограде были написаны два примечательных документа. Один - секретный меморандум британского посла Быокенена Временному правительству. Бьокенен разговаривал с чужим правительством, как барин с лакеем, и указывал чужому правительству, что и как нужно делать далее.

Другой документ - обращение Сталина к рабочим и солдатам Петрограда. Удивительно, но Сталин как будто читал меморандум Бьокенена. В обращении Сталин писал, что теперь перед Россией два пути - или Россия станет колонией Англии, Америки, Франции, или Советы возьмут власть, заключат мир и Россия будет независимой державой.

Вечером 4 июля Петроград был объявлен на военном положении, 5 июля в город стали прибывать эшелоны с войсками Северного фронта - казачьи полки, артиллерия, броневики. Мосты были разведены. Город опустел - только пугающее передвижение войск. «Тёмные силы» хотели в Петрограде крови, и большой крови. Утренняя пресса начала кампанию на тему «большевики - германские шпионы», в прессу были вброшены документы, собранные контрразведкой военного округа.

В «Энциклопедии военной разведки России» (М., 2004) сообщается, что начальник Разведывательного управления Генштаба генерал-лейтенант Н. М. Потапов с июля 1917-го года сотрудничал с большевиками (значит - документы имеются, и когда они будут рассекречены, наши учебники преобразятся).

Нужно, думать, что контакты генерала Потапова со Сталиным начались гораздо ранее. 1 июля 17-го года контрразведка Петроградского военного округа выписала - по делу «немецких денег» - ордера на арест 28 виднейших большевиков начиная с Ленина. Примечательно, что в этом списке не было Сталина, Дзержинского, Стасовой, - «кто-то» вывел всю «группу Сталина» из-под удара.

После «июльских дней» Сталин был в Петрограде легальным политиком и общим миротворцем. Как представитель ВЦИК Советов он 5 и 6 июля вёл переговоры с правительством, с командованием штаба военного округа, с восставшими - и добился, чтобы каратели не спешили и чтобы восставшие сдались. Кровопролития удалось избежать.

Мне видится, что генерал Потапов и Сталин явились реальными руководителями Октябрьского переворота (после Октября генерал Потапов стал начальником разведки Штаба Красной Армии).

Уже в июле 1917-го года говорили, что «звезда Корнилова» взошла по воле английского посла Быокенена. В ходе провального наступления и катастрофы Корнилов стремительно рос в чинах - из генерал-майора, командующего армией, он в две недели стал генерал-лейтенантом, главнокомандующим фронтом, а затем генерал-аншефом и Верховным Главнокомандующим.

В августе Корнилов был чрезвычайно уверен в себе - видимо, ему твёрдо пообещали, что он станет Диктатором.

Сталин в газете «Рабочий путь» иронически называл генерала «сэр Корнилов» и писал об английских разведчиках в ставке Корнилова (видимо, Сталин получал сведения из надёжных источников).

Кроме английской разведки, Корнилова усердно и практически поддерживали два крупнейших масона - бывший военный министр Гучков и действующий военный министр Савинков.

Важно заметить, что в армии генерала Крымова, которую Корнилов двинул на Петроград, не было уроженцев русских губерний - только донские казаки и кавказцы. В бронемашинах сидели английские офицеры.

Корнилов был слабый военачальник, когда ещё командовал дивизиями (генералы в мемуарах подтверждают это).

План Корнилова был - Кавказская Туземная дивизия разворачивается в корпус, а затем вместе с Конным корпусом генерала Краснова разворачивается в Отдельную Петроградскую армию - и всё это на ходу, в эшелонах, в наступлении. Такой план несерьёзен.

О заговоре Корнилова написано много, но гораздо интересней заговор других генералов - против своего Верховного Главнокомандующего Корнилова и против своего военного министра. К примеру, командующий Московским военным округом полковник Верховский в «корниловские дни» нейтрализовал у себя в округе всех прокорниловски настроенных офицеров и выделил пять полков для удара по Могилёву - ставке Корнилова (в декабре 1917-го года генерал Верховский мобилизовал дивизии Московского и Казанского военных округов - ив начале 1918-го года вышиб корниловцев и калединцев с Дона).

Наступление Корнилова на Петроград погубили два генерала - главнокомандующий Северным фронтом генерал В. Н. Клембовский и его начальник штаба и комендант Псковского гарнизона генерал-майор М. Д. Бонч-Бруевич. Они растащили сотню эшелонов армии генерала Крымова от Пскова по 8 железным дорогам и бросили эти эшелоны без паровозов в глухих лесах - без продовольствия и фуража (позднее Клембовский и Бонч-Бруевич служили в высоких чинах в Красной Армии).

В.Н. Клембовский

Если взглянуть, кто из русских генералов воевал и служил в Красной Армии, список будет велик. Первым должно назвать национального героя, гордость России, генерала от кавалерии, императорского генерал-адъютанта А. А. Брусилова, он вступил в Красную Армию в возрасте 66 лет и был инспектором кавалерии РККА.

А.А. Брусилов

Царский военный министр, член Государственного совета генерал от инфантерии А. А. Поливанов. Царский морской министр, императорский генерал-адъютант адмирал И. К. Григорович, великое имя, создатель Морского Генерального Штаба, автор Большой и Малой судостроительных программ возрождения русского флота, автор Минно-артиллерийской позиции в Финском заливе - преподавал в Академии РККФ.

А.А. Поливанов

И. К. Григорович

Профессорами в Академии РККА были генерал Данилов, Гутор, Зайончковский, в Красной Армии служили генерал Шейдеман, Черемисов, Цуриков, Клембовский, Бслькович, Балуев, Баланин, Шуваев, другой Данилов, Лечицкий, вице-адмирал Максимов, генерал-лейтенанты Соковнин, Огородников, Надежный, Искрицкий.

В Красной Армии генерал-лейтенант Селивачев командовал Южным фронтом и громил Деникина, генерал-майор Гиттис командовал армиями, Южным, Западным, Кавказским фронтами, генерал-лейтенант Д. Н. Парский командовал Северным фронтом, генерал-майор Петин командовал Западным, Южным и Юго-Западным фронтами, генерал-майор Самойло командовал Северным фронтом (где разгромил своего давнего приятеля и сослуживца по Генштабу генерала Миллера), а затем Восточным фронтом...

Морскими силами Республики Советов командовали (последовательно) контр-адмиралы. М. В. Иванов, В. М. Альтфатер, капитан 1 ранга Е. А. Беренс, контр-адмирал А. В. Немитц. Балтийским флотом после Октября командовали вице-адмирал А. А. Развозов, контр-адмирал С. В. Зарубаев, контр-адмирал А. П. Зелёной, капитан 1 ранга А. М. Щастный. Капитан 1 ранга Б. Б. Жерве стал начальником Академии РККФ.

Полковник Генерального Штаба П. П. Лебедев стал начальником Штаба Красной Армии, полковник И. И. Вацетис стал Главнокомандующим Вооружёнными Силами Республики Советов, полковник Генерального Штаба Б. М. Шапошников в Гражданскую войду был начальником Оперативного управления Полевого штаба РККА, - с мая 1937-го года начальник Генштаба РККА, затем - Маршал Советского Союза, в войну - заместитель Сталина в Наркомате Обороны, автор нашей победы под Сталинградом...

В конце июля 1917-го года Керенский создал своё правительство из «капиталистов» и социалистов (все они были «братья» в ложе) и стал премьер-министром - означилось противостояние Керенского и Корнилова (которое позволительно трактовать как противостояние парижской ложи «Великий Восток» и английской разведки). В июле Керенский поклялся, что Учредительное собрание соберётся в сентябре.

В те дни произошли значительные географические перемещения, которые сделали наименования «Зимний» и «Смольный» - символами Истории.

Керенский уже задумал учреждение Предпарламента - и чтобы освободить для заседаний Предпарламента Мариинский дворец, перевёл заседания своего правительства в Зимний дворец, в Малахитовый зал. В это же время Таврический дворец (загаженный Советами до гнусности) - закрыли на ремонт, чтобы придать ему достойный вид к приёму членов будущего Учредительного собрания, преемника Государственной Думы.

ВЦИК Советов и Петросовет нашли для себя поблизости большое здание с актовым залом - Смольный институт.

Историки не могут разобрать, до какой степени Корнилов был в сговоре с Керенским, когда в июле и августе 1917-го года сознательно сдавал немцам Прибалтику - сначала неприступный Икскюльский укрепрайон, затем Ригу. Тогда же, в августе, Сталин писал в «Рабочем пути», что следующим шагом Керенского и Корнилова будет сдача немцам Петрограда.

За вооружённый мятеж и попытку низвергнуть «законное» правительство генерал-аншеф Корнилов и более двадцати генералов-корниловцев были арестованы правительством Керенского. Правительство Керенского развалилось, и 1 сентября 17-го года Керенский создал новое правительство (4-е Временное правительство за полгода), Керенский вновь стал премьер-министром и объявил себя Верховным Главнокомандующим. В тот же день, 1 сентября Керенский внезапно, не дожидаясь Учредительного собрания, объявил Россию - Республикой. Выборы в Учредительное собрание были отодвинуты на ноябрь. 5 сентября Керенский велел готовить государственные учреждения Петрограда к эвакуации. 5 октября он объявил о переезде правительства в Москву (в те дни был вывезен из Петрограда в Казань весь золотой запас России, более 1 тысячи тонн золота - что имело тяжелейшие последствия для грядущей России, в 1918-м году золото было захвачено чехами, небольшую его часть Колчак сумел вывезти через Владивосток в Лондон, а остальное русское золото исчезло безследно).

Корниловский заговор воспрял в ноябре 1917-го года. Начальник Ставки Верховного Главнокомандующего генерал Духонин категорически отказался исполнять приказ Временного правительства Ленина о заключении перемирия с Германией. Духонин освободил арестованных генералов Корнилова, Деникина, Лукомского, Маркова и прочих - будущих героев «Белого дела». В Могилёв мгновенно выслали из Петрограда спецгруппу, Духонин был убит, но корниловцы ушли на Дон).

В сентябре 1917-го года Керенский, будто забыв про Учредительное собрание, вручил «судьбу России» неожиданному явлению - Демократическому совещанию (большевики там были представлены единицами, 5 октября Сталин увел фракцию большевиков из этого Совещания), совещание избрало странный орган - Совет Республики или Предпарламент - почти 6 сотен человек с чисто совещательными функциями при новом правительстве.

Контр-корниловский заговор русских генералов продолжился действенно. Известно, что в начале сентября 1917-го года группа генералов - Самойло (будущий кавалер 2 орденов Ленина и 4 орденов Красного Знамени), Петин, другие (все - из разведки Генштаба) составили секретный план действий во благо России: немедленный мир с Германией и Австро-Венгрией, немедленная демобилизация вконец разложенной армии (6 миллионов солдат на фронте, 4 миллиона солдат в тылу, 2 миллиона дезертиров), выставление против германских и австрийских войск «завесы» - 10 корпусов, 300 тысяч штыков, наполовину - офицерского состава, чтобы под прикрытием этой «завесы» не позднее ноября 1917-го года начать формирование новой, Социалистической армии.

Видимо, Ленин, сидючи в Финляндии, кое-что знал от Сталина об этих приготовлениях. Когда в сентябре Керенский собрал в Александрийском театре Демократическое совещание, то Ленин из Гельсингфорса яростно требовал от Сталина немедленно арестовать это Совещание - и взять власть.

В 1924-м году Сталин с большой иронией вспоминал этот эпизод. Вместо имени Ленина он говорил - «некоторые товарищи требовали от нас», и далее: «вот пример людей, которые ничего не понимают в деле взятия власти».

Генералы-антикорниловцы хорошо понимали, что власть генералов в России вызовет только народную ненависть. Нужно было найти достойное учреждение, чтобы вручить ему власть.

Таким учреждением мог стать 2-й Всероссийский съезд Советов. И в сентябре, через аппарат партии большевиков, началась ажитация за спешный созыв въезда Советов. ВЦИК Советов (который сидел уже в Смольном) колюче противился этому делу. Но искусственно подогретые «требования снизу» сделали своё: созыв съезда был назначен на 20 октября 1917-го года.

В любом заговоре настаёт момент, когда круг посвященных резко расширяется, и информация начинает утекать. В начале октября весь Петербург знал, что 20 октября большевики будут брать власть.

(Заметим, что ещё в сентябре заводской ремонт крейсера «Аврора», по приказанию свыше, был резко ускорен и готовность крейсера к выходу была назначена на 20 октября.)

Все крупные газеты в Петрограде с 14 октября завели каждодневную рубрику «К выступлению большевиков».

Олег СТРИЖАК. И приснился мне сон... 2

Лен ин тайно приехал в Петроград где-то меж 7 и 10 октября. 10 и 16 октября состоялись два «исторических» заседания, на которых Ленин с неприятностью узнал, что члены ЦК, его вернейшие ученики, весьма кисло относятся к обещаемому перевороту. Большевики не хотели брать власть (это видно из мемуаров Раскольникова) и не понимали, зачем им это нужно. Некоторые, вероятно, испытывали просто страх - а вдруг их повесят, и торопились отмежеваться. 18 октября Каменев в газете Горького напечатал от своего и от Зиновьева имени заявление, что они - члены ЦК большевиков - против переворота.

«Двадцатое октября» всех запугало и у всех навязло в зубах. ВЦИК и его председатель Дан почли за благо отстраниться от одиозной даты и перенести открытие съезда Советов на среду 25 октября.

Заговорщики использовали последний шанс: 20 и 21 октября военный министр Верховский страстно убеждал правительство и Предпарламент немедленно начать мирные переговоры с Германией и Австро-Венгрией. Правительство уволило Верховского.

21 октября, в субботу, состоялось сверх-тайное заседание ЦК большевиков (о котором не знал Троцкий), где был утверждён секретный «практический центр» руководства переворотом от большевиков: Сталин, Дзержинский, Урицкий.

Остаётся тайной, где, кем и когда было решено начать переворот 24-го числа, чтобы преподнести власть съезду Советов в подарок. На дополнительную подготовку оставались воскресенье и понедельник (погода была пасмурная и сухая, ночью плюс 1 по Цельсию, днем плюс 3, устойчивый западный ветер 8 м/сек).

Когда Ленин 24 октября писал второпях свою ужасную записку: «Верховского прогнали! всё висит на волоске! неважно, кто возьмёт власть!..», в Петербурге, великом городе, столице недавней Империи, дело совершалось неторопливо. Специальные группы тихо овладевали почтамтом, телеграфом, телефонной станцией, вокзалами - все эти учреждения продолжали исправно работать, и публика ничего необычного не замечала, просто - на почте и телеграфе вводилась негласная цензура - какие письма и телеграммы дозволительно отправлять, а какие нежелательны. На телефонной станции вводилось прослушивание всех телефонных разговоров и разъединение разговоров ненужных. На вокзалах специальные люди садились рядом с диспетчером и советовали ему, какие поезда и эшелоны желательно пропустить, а какие лучше притормозить.

Естественно, что всё это осуществляли не солдатня, а обученные своему делу офицеры.

Заговорщики знали, что над ними нависает угрожающая лавина - 200-тысячный гарнизон Петрограда.

Все мемуаристы отмечают трусливое настроение солдат Петроградского военного округа осенью 1917-го года. Собственно боевых частей в Петрограде (за исключением трёх Донских казачьих полков) не имелось. Горделивые гвардейские наименования - Преображенский полк, Павловский, и прочая, - прикрывали ленивое существование чрезмерно раздутых запасных батальонов, где новобранцев обучали ходить строем, колоть штыком соломенное чучело, - после чего из новобранцев формировали маршевые роты по тысяче человек и отправляли эшелонами на фронт. Мечта каждого петроградского солдата была избежать фронта. За это давали писарям взятки, офицерам делали подношения. В июле 17-го года обучение и отправка маршевых рот как-то сами собой прекратились. Солдаты жили в казармах, вволю бродили по городу (революционная свобода), вволю жрали положенные ещё от царя дармовое мясо и хлеб, вечера и ночи (читайте у Милицына) проводили в трактирах, в синематографах, с девками, а потом в казарме спали до полудня.

Корнилов в августе был уверен, что гарнизон Петрограда останется безразличным к его наступлению на Петроград - так оно и вышло.

В октябре солдаты дружно ненавидели Керенского и ругали большевиков. Главной задачей заговора было, чтобы солдаты не вылезали из казарм и чтобы казачьи полки не стали ввязываться в чужое им дело.

Керенский позднее писал, что командующий войсками Петроградского военного округа полковник Полковников оказался предателем. Вероятно, Полковников был в заговоре, - в пользу этого говорит тот факт, что спецгруппы начали овладевать государственными учреждениями Петрограда в 10 часов утра 24 октября, а полковник Полковников доложил об этом по прямому военному телеграфному проводу Главнокомандующему генералу Духонину в Ставку в Могилёв, только в 10 часов утра 25 октября - когда уже было объявлено (на всю Европу, через радиостанции «Авроры», Новой Голландии и линкоров Балтийского флота, стоявших в Гельсингфорсе), что Временное правительство низложено.

Но чтобы устрашить Петроградский гарнизон, в качестве мощного и энергичного противника зажиревшей солдатни - был двинут Балтийский флот.

В октябрьском заговоре принимали важнейшее участие морской министр контр-адмирал Д. Н. Вердеревский, и недавний командир 2-й бригады крейсеров Балтийского флота, а ныне управляющий морским министерством капитан 1 ранга М. В. Иванов, и командующий Балтийским флотом контр-адмирал А. А. Развозов, а также подчинённый генералу Черемисову начальник Приморского фронта и Морской крепости Петра Великого капитан 1 ранга Б.Б. Жерве, и начальник Военно-морского управления при главнокомандующем Северного фронта генерале Черемисове контр-адмирал В. М. Альтфатер. Все они были первоклассные, отважные боевые офицеры, командиры кораблей и соединений, все в боевых орденах (Иванов - золотое оружие за храбрость).

В советской литературе, даже в энциклопедиях, утверждалось, будто Балтийским флотом в Моонзундском сражении командовал «большевистский комитет». Это - глупость и ложь. Как больничный кочегар не может заменить хирурга, так дюжина матросов не сможет командовать крейсером, тем паче в бою.

Моонзундское сражение в октябре 1917-го года продолжалось 8 суток. Немцы с целью захватить Петроград собрали силы - 10 линкоров-дредноутов, 10 крейсеров, ещё почти 300 кораблей и судов, 100 самолетов, 25 тысяч десантных войск. Наш Балтийский флот мог противопоставить им только 2 линкора до-дредноутного типа, 3 крейсера, около 100 кораблей и судов, 30 самолетов, 16 береговых батарей и 12-тысячный гарнизон Моонзундских островов. Все офицеры были на своих местах. Командовали операцией штаб Балтийского флота и командующий флотом контр-адмирал А. А. Развозов. Все русские моряки с честью исполнили свой долг. Мы вынужденно отдали немцам Моонзундский архипелаг, - но немцы понесли тяжёлые потери и не рискнули прорываться далее, в Финский залив, в минные поля, к Петрограду.

В военное время, на театре военных действий переход корабля из порта в порт - это боевая операция. На переход корабля отдаётся приказ штаба, составляется план перехода и подготовки боевых частей корабля. На корабле минимум за 12 часов до отхода от стенки нужно разводить огонь в топках, «поднимать пар» в котлах. Корабль должен получить боеприпасы и продовольствие, уголь (нефть) и смазочные материалы (всё это - в разных гаванях), получить карты с новейшей гидрографической и боевой обстановкой (идти по вчерашней карте - вылетишь на камни или подорвёшься на минах). О переходе корабля должны быть заранее оповещены все береговые посты наблюдения и связи и береговые артбатареи - громаднейшая штабная работа, и никакому «ревкому» она не под силу.

При чём здесь «Центробалт», где заправлял Дыбенко? Этот Дыбенко был матрос-баталер, воровал у своих товарищей бушлаты, пошёл за это в штрафники, а в феврале 1917-го года объявил себя страдальцем царского режима.

25 октября 1917-го года в Морской канал Петрограда и в акваторию Невы были переведены из Ревеля и Гельсингфорса (по секретным фарватерам в наших минных полях) и Кронштадта - 1 броненосец (27 октября, когда началось наступление генерала Краснова на Петроград, броненосец «Заря Свободы», бывший «Император Александр Второй», стоявший у входа в Морской канал, был заменён гвардейским крейсером «Олег»), 2 эскадренных миноносца, 3 минных заградителя, 2 тральщика, 1 сторожевое судно, 1 учебное судно. 1 лёгкое судно, они доставили несколько сотен моряков, базовый госпиталь с персоналом, 2 тысячи винтовок, 1 миллион патронов (вместе с «Авророй», которая уже стояла в Неве, общая артиллерийская сила этой эскадры могла разрушить весь центр Петрограда).

Грамотный военный моряк вам скажет, что такой переход и сбор кораблей и судов - отличная работа штабных офицеров.

Временное правительство Ленина высоко оценило заслуги моряков в деле Октябрьского переворота - в ноябре 1917-го года контр-адмирал Развозов был произведён в вице-адмиралы, капитан 1 ранга Иванов был произведён в контр-адмиралы (впоследствии контр-адмирал Иванов будет инспектором Морских войск ВЧК).

Вахтенный журнал крейсера «Аврора», относящийся к осени 1917-го года, был найден в 1937-м году при обыске в сейфе одного из арестованных большевистских «вождей». В вахтенном журнале отсутствовали (вырваны «с мясом») страницы с записями последних десяти дней октября 1917-го года.

Зачем крейсер «Аврора» вечером 24 октября вышел на фарватер Невы? Казённая версия говорит: «вечером 24 октября прибыл на «Аврору» из Смольного гонец и передал революционный приказ - выйти к Николаевскому мосту и разогнать юнкеров, и «Аврора» тотчас вышла к мосту, и разогнала юнкеров».

На «Авроре» были 24 паровых котла, и чтобы к вечеру держать нормативное давление пара в котлах 17 атмосфер и в паровых машинах 15 атмосфер, нужно было разводить пары с раннего утра. Перемещение могучего крейсера - невозможно без предварительной разработки в штабе флота.

Чтобы «напугать юнкеров», «Авроре» не было нужды шевелиться. «Аврора» стояла у стенки завода в 550 метрах ниже Николаевского моста. С такой дистанции хороший пулемётчик смахнёт папиросную пачку.

Корабль, стоящий в заводе, имел на борту небольшое количество угля - чтобы отапливать жилые отсеки (от малого котла) и чтобы крутить динамомашину - для освещения помещений и подачи электропитания на приборы и механизмы. Чтобы крейсер «Аврора» отошёл от стенки, на него нужно было загрузить минимум сто тонн угля (достаточно, чтобы дойти из Петербурга до Ревеля или Гельсингфорса). Значит, кто-то отдал предписание командованию Угольного порта, в Угольном порту загрузили на баржу уголь, и буксир притащил эту баржу в Неву, к борту «Авроры», а нижняя команда крейсера, три сотни матросов и унтеров, в течение нескольких часов поднимала уголь из баржи на борт и раскидывала его по 20 нижним угольным ямам, и закончилось это не позднее 23 октября, ибо утром 24 октября кочегары уже бросали уголь в топки крейсера.

В одной из научных книг сталинского времени (1951) говорится, что крейсер «Аврора» получил боевой приказ на выход из завода ещё 22 октября.

Кораблю, стоящему в заводе, запрещено иметь на борту боезапас.

Если на «Авроре» 25 октября имелись снаряды и заряды - значит, кто-то заранее, через сложный механизм штабной бюрократии, отдал приказ начальнику артскладов форта Ино отгрузить, по секретному перечню, боезапас для крейсера «Аврора», и приказ в Военный порт о переходе буксира с баржой, и приказ - самым различным службам и боевым соединениям - на боевое обеспечение этого перехода. Ночные переходы кораблей и судов в Финском заливе, ввиду минной опасности, были запрещены.

Стало быть, не ранее середины дня 25 октября буксир притащил баржу с боезапасом к борту «Авроры» и верхняя команда, на виду у Петербурга, стала перегружать боезапас в артпогреба крейсера.

«Аврора», отойдя от стенки завода, никак не приближалась к Николаевскому мосту, а напротив, отошла вниз по течению и встала на якоря, - а 25 октября в Неву вошёл эскадренный миноносец «Самсон» (совершивший переход в Петроград из Гельсингфорса) и встал на фарватере выше «Авроры» по течению - меж «Авророй» и Николаевским мостом. «Самсон» своим корпусом и своими пушками прикрыл «Аврору» от возможного обстрела из города.

В 1917-м году «Самсон» (случайно или нет получил он имя библейского богатыря) был новейшим и лучшим эсминцем Балтийского флота. В боевой диспозиции на Неве 25 октября «Самсону» была отведена главная роль (видимо, что не случайно в 1923-м году «Самсон» получил новое имя - «Сталин», он был образцовым кораблём Краснознамённого Балтфлота, а в 1936-м году стал первым военным кораблём, который прошёл за ледоколами через льды но Северному морскому пути).

У одного мемуариста промелькнуло, что крейсер «Аврора» отошёл от заводской стенки затем, что на «Авроре» находился запасной штаб восстания. А очевидец мирный житель (Дубнов) записал в дневник 28 октября: в городе говорят, что когда войдут войска Керенского, большевики сядут на «Аврору» и уплывут в Кронштадт. Вероятно, здесь и заключается правда: в случае неудачи истинные руководители переворота должны были эвакуироваться на «Аврору» (плавучую крепость) и, под прикрытием огневой мощи эскадры, уйти либо в Ревель, к генералу Черемисову под крыло, либо в Гельсингфорс, к адмиралу Развозову.

В 1960-е годы А. В. Белышев, который в октябре 1917-го года был председателем судового комитета на «Авроре», рассказал, что носовое 6-дюймовое орудие крейсера не стреляло и никакого «сигнала к штурму» посредством орудийных выстрелов не отдавалось. Просто - в девятом часу вечера на «Авроре» дважды выстрелила кормовая зенитка (со времён Петра Великого двойной выстрел кормового орудия являлся приказом «шлюпкам к борту»). На «Авроре» стояли новейшие зенитки Лендера калибром 3 дюйма, длина ствола 2,3 метра, они били в высоту на 6 вёрст, и звук их выстрела был сильным.

Красный фонарь над Петропавловской крепостью также не являлся «сигналом к штурму Зимнего». Башенка с сигнальной мачтой на Нарышкином бастионе была главным постом оповещения кораблей на рейде реки Нева (для чего её и построили в 1731-м году - по проекту Трезини).

Днём 25 октября для кораблей, вошедших в Неву, на сигнальной мачте над рейдом был поднят чёрный цилиндр - с любого угла он смотрится как чёрный квадрат, а с наступлением темноты чёрный квадрат положено заменять красным «огнём». Этот сигнал означал: высота воды 4 фута выше ординара (при маневрировании у берегов крайне важно знать глубину под судном).

Вёлся ли вечером 25 октября артиллерийский огонь из Петропавловской крепости по Зимнему дворцу? (В крепости имелись 6-дюймовые и 3-дюймовые орудия, от крепости до дворца - 500 метров, стрельба была бы расстрелом в упор).

У историков находим самые различные сведения. Одни пишут - был 1 выстрел из крепости, другие - 8 выстрелов, третьи - что пушки крепости выстрелили по дворцу 35 раз. Одни историки пишут, что крепость стреляла холостыми, другие - что разрывными снарядами, третьи - что пушки из крепости били шрапнелью.

Нужно думать, что правду пишет очевидец и участник событий (Суханов): артиллеристы крепости вообще отказались стрелять и заявили о своём нейтралитете. А чтобы избежать провокаций комиссаров, артиллеристы сняли с орудий панорамы и слили масло из цилиндров отката.

Видимо, впоследствии комиссары, которые «командовали» в тот вечер в крепости, устыдились своей беспомощности и наврали - кто как умел.

Имел ли место вечером 25 октября «штурм Зимнего дворца»? Это - смотря по тому, какой смысл мы будем вкладывать в термин «штурм».

24 октября Керенский, Верховный Главнокомандующий, твердо верил, что у него имеются верные части, которые раздавят большевиков. Он говорил в Предпарламенте, что с Северного фронта, от генерала Черемисова уже идут эшелоны с казаками, пехотой, артиллерией, броневиками и что уже отдан приказ об аресте Ленина.

В ответ меньшевистская с.-д. фракция Предпарламента предложила Керенскому немедленно заключить мир на фронте и передать помещичьи земли крестьянским земельным комитетам - но Керенский такими вопросами не интересовался.

Ночь на 25 октября Керенский провёл в здании Главного штаба военного округа на Дворцовой площади - в совещаниях с военными и в ожидании эшелонов с верными войсками.

В 9 часов утра Керенский собрал министров в Главном штабе (Главный штаб, пишет очевидец, являл дикую картину - в рабочий день сплошь пустые кабинеты, разбросанные бумаги, ни дежурных адъютантов, ни одного часового ни снаружи здания, ни внутри). Керенский сообщил министрам, что эшелоны уже идут на Петроград и что он едет им навстречу.

Свои автомобили Керенскому казались ненадёжны, он попросил машину у американского посла и, не позже полудня, на мощной машине с флажком США выехал в Лугу (далее его понесло во Псков, в Остров). Министры перешли через площадь в Зимний дворец, в Малахитовый зал.

Примерно в 1 час дня в Мариинский дворец вошла группа вооружённых людей, которые предложили депутатам Предпарламента покинуть дворец, - депутаты разошлись, довольные, что их не арестовали.

В это время к Зимнему начали подтягиваться войска, верные правительству. На площади меж Александровской колонной и дворцом высились штабеля брёвен в сажень длиной - дрова на зиму для отопления дворца. Получилась неприступная баррикада. На штабелях установили пулемёты, между штабелями поставили пушки, за штабелями укрылись казаки с лошадьми и прочие защитники дворца (их число называют различно - от 3 тысяч до 8 тысяч человек). Со стороны Адмиралтейства дворец укрывала высокая ограда, в саду за оградой также поставили пулемёты.

Набоков пишет, что в 3 часа дня площадь была оцеплена верными правительству солдатами, публика гуляла по тротуарам, во дворец впускали по пропускам. В седьмом часу вечера, когда Набоков покинул дворец, площадь была окружена восставшими.

Примерно в 7 часов вечера Чудновский от имени ВРК предложил министрам сдаться по-хорошему, и дал на раздумье 20 минут. Министры отказались сдаться. Они верили, что через полчаса, через час в город ворвётся Керенский с войсками.

Уже стемнело, все ждали - неизвестно чего. «От нервов» началась редкая перестрелка. «Нападающие» попрятались в Александровском саду, на Невском, под аркой Главного штаба, на Мойке, в Миллионной улице. Изредка стреляли пулемёты. Внезапные орудийные выстрелы (зенитка «Авроры») прибавили нервозности. (Утром узналось, что за вечер и ночь возле дворца были убиты 2 человека и 9 ранены.)

Перестрелка затихала, и Чудновский ходил к защитникам дворца на переговоры. Ушёл от дворца казачий полк. Ушли юнкера-артиллеристы с пушками. Ушёл женский батальон. Именно в это врем» беззвучно происходил не штурм - а захват дворца.

Дворец, чёрный и мрачный (он был сплошь выкрашен в тёмно-красный цвет) высился без единого огонька в окнах. Небольшая группа обученных людей (боевики Дзержинского и диверсанты разведки Генштаба) проникла во дворец через подвал, вырубила дворцовую электростанцию (которая до сих пор ржавеет во дворе) и принялась, без выстрела, зачищать дворец.

Задача непростая - во дворце более тысячи помещений, работать нужно было в темноте, а было велено никого не убивать и не увечить. В течение примерно четырёх часов дворец был без шума зачищен. Разоружённых юнкеров и офицеров, человек семьсот, согнали вниз, в вестибюль и включили свет (очевидцы вспоминают, что у юнкеров и офицеров был ужасно перепуганный вид). Тогда, примерно в 1 час ночи, Чудновский ввёл свой небольшой отряд во дворец - арестовывать министров.

Юнкеров и офицеров отпустили на все четыре стороны. Арестованных министров увели под конвоем в Петропавловскую крепость.

Вот тут начался «штурм Зимнего дворца», показанный Эйзенштейном - озверелые тысячи «красногвардейцев» бросились грабить дворец. (После переворота в правительстве Ленина поставили вопрос - расследовать массовый грабёж в Зимнем дворце, наказать виновных, вернуть ценности, «народное достояние», но дело заглохло - не до Зимнего дворца было в те дни).

Олег СТРИЖАК. И приснился мне сон... 3

«Красная гвардия» - отдельная песнь. Началу её положили большевики в конце апреля 1917-го года, учредивши охранные отряды «Рабочей гвардии». Денег (кайзеровских) большевики не жалели (только за покупку типографии для «Правды» и выписку из Швеции новейших ротационных машин они легко выложили полмиллиона рублей), и «рабочегвардейцам» очень хорошо платили. Этими отрядами без труда завладели анархисты и перекрестили их в «красную гвардию» (два цвета анархии - красный и чёрный).

В те дни милиция (замена царской полиции) составлялась из профессиональных воров и беглых арестантов. Уголовная дрянь что помельче ринулась в «красную гвардию». Боец этой «гвардии» получал в месяц от 50 до 100 рублей (50 рублей получали учитель гимназии и хороший рабочий, 70 рублей получал рабочий высокой квалификации, 100 рублей получал младший офицер на фронте). ""Красногвардеец» имел красную повязку, огнестрельное оружие, юридическую неприкосновенность и владел безграничным правом грабить и притеснять (про этих «красногвардейцев» писал Блок: «на спину б надо бубновый туз», «запирайте етажи, нынче будут грабежи»).

Важнее другое - за шумной ширмой «красной гвардии» Дзержинский и его люди с мая по октябрь 1917-го года на глухих пустошах и в лесах Петербургского уезда обучали и тренировали собственные отряды боевиков - по всей программе профессиональных диверсантов. Эти боевики Дзержинского, совместно с диверсантами разведки Генерального Штаба, малыми группами тихо овладевали Петроградом 24 и 25 октября (эти люди позднее составили ядро секретных спецгрупп ВЧК).

Когда, применительно к октябрю 1917-го года, мы встречаем в литературе термин «красногвардеец», нужно относиться к нему с осторожностью и постараться различить, где речь идёт о диверсантах Дзержинского, а где - о грязных бандах уголовников.

В августе, в «корниловские дни», Керенский в панике распорядился выдать «народу» 50 тысяч винтовок и море патронов - для «защиты Петрограда». Нетрудно догадаться, в чьи руки попали те винтовки.

В гордых книжках про Октябрь мы читаем, что «в дни Октября революционный пролетариат имел 40 тысяч красногвардейцев», а в книжках по истории ВЧК читаем, что «в ноябре 1917-го года Петроград терроризировали 40 тысяч вооружённых бандитов». Видимо, речь идёт об одних и тех же людях.

Вооружённые силы ВЧК были созданы для уничтожения «красной гвардии». В феврале 1918-го года правительство Ленина ввело смертную казнь за бандитизм (смертная казнь в России была «навечно» отменена первым Временным правительством в марте 1917-го года). В марте 1918-го года начальник ПетроЧК Петере докладывал Петросовсту и Дзержинскому в Москву, что все усилия его ведомства «поглощает борьба с бандитизмом». В том же марте «красная гвардия» была объявлена вне закона. Петросовет постановил, что всякий, имеющий незарегистрированное оружие, будет расстреливаться как налётчик. Тысячные банды «красной гвардии» кинулись бежать из Питера.

В мае 1918-го года Горький в своей газете «Новая жизнь» приводил свидетельства, как банды «красногвардейцев» численностью до нескольких сотен человек грабят сёла в Петербургской губернии, убивают, пытают, обкладывают крестьян контрибуцией. В том же мае отряд «красной гвардии» под командованием штабс-капитана Наумова захватил и начал грабить Царское Село. Была изрядная битва за Царское Село, и части «особого назначения» ВЧК перебили «наумовцев» как собак. В течение лета полки «особого назначения» уничтожали «красногвардейцев» в Луге, Гатчине, Новой Ладоге, Тихвине (официально это звалось «подавление кулацких восстаний», но какие же могли быть «кулацкие восстания» в городах?). К сентябрю 1918-го года «красная гвардия» была истреблена.

Интересный вопрос - а кто всё-таки руководил переворотом? Казённые учебники дружно говорят - Ленин. Но Ленин, как явствует из всего, был при этом деле «посторонним». Он лишь писал бесконечные «советы постороннего».

Троцкий, который вообще не был причастен к делу переворота и которого большевики с конца сентября 17-го года держали в Петросовете как ширму, чванно утверждал, что поскольку Комитет обороны (впоследствии Военно-революционный комитет) числился при Петросовете, где председательствовал Троцкий, то автором революции в Октябре является Троцкий.

В действительности, все «военно-революционные приказания», которые рассылались по Петрограду от имени Петросовета, были подписаны вовсе не Троцким, а Лашевичем (в 1918-м году Лашевич будет командовать 3-й армией РККА). Чем занимался ВРК? Он беспрерывно заседал. Троцкий пишет, что «Сталин не мог руководить восстанием, потому что Сталин ни разу не появился на заседаниях ВРК».

Потому-то Сталин и не появлялся на заседаниях ВРК, что безсмыленный ВРК ничем не руководил, а только взывал к бандитской «красной гвардии». Председателем ВРК в Смольном неотлучно сидел Подвойский - он позднее считал, что именно он совершил революцию. Кроме ВРК, существовал ещё Полевой штаб ВРК, с Антоновым в начальстве (в Петропавловской крепости). Антонов впоследствии утверждал, что именно он сочинил «план восстания». Имелся еще, помимо ВРК и Полевого штаба, - Военно-революционный центр (Сталин, Дзержинский, Урицкий, Бубнов, Свердлов). Свердлов отношения к перевороту не имел, он сидел «на партии» и был поглощён организацией и сколачиванием большевистской фракции грядущего съезда Советов.

А в 1924-м году вдруг выплыло, что в конце октября 1917-го года работал в Петрограде совершенно тайный «практический центр», три человека: Сталин, Дзержинский, Урицкий.

Троцкий был в ярости, Троцкий писал, что Сталин не мог руководить революцией, потому что «Сталина никто нигде не видел».

Троцкий писал с издёвкой: «что это за руководящий центр, о котором никто не знал». Вот потому никто и не видел Сталина, что Сталин вместе с генералами русской военной разведки, занимался делом. А где был Ленин? Примечательно, что в «октябрьские дни» Ленина тоже никто не видел. Естественно, что Ленин тихо сидел возле Сталина.

В последние дни накануне переворота Ленин прятался на Сердобольской, дом 1 (под окном свистели паровозы, станция Ланская, чуть что - сел на поезд, и через 20 минут ты в Финляндии). Никто, кроме Сталина, не знал ленинского адреса. Члены ЦК поддерживали связь с Лениным только через Сталина. Принято считать, что Ленин ушёл из дома на Сердобольской ближе к полуночи.

Этого не могло быть, ибо Ленин ехал к Литейному мосту на трамвае, а трамваи 24 октября перестали ходить в 6 часов вечера.

Как уходил Ленин из дома на Сердобольской - тоже никто не видел. В квартире Ленин был один. Свешников пишет, что Ленин ушёл и оставил записку. В шестом часу вечера за Лениным пришел неизвестный «связист», посланный Сталиным ("связистом» тогда назывался в армии офицер связи, переносящий поручения от командующего к командующему). Далее Ленина никто не видел. В 3 часа дня 25 октября Ленин появился в Смольном на заседании Петросовета, коротко выступал - и вновь исчез. Его не было вечером 25 октября на открытии съезда Советов. Вновь Ленин появился Б Смольном только поздним вечером 26 октября, когда дело переворота было решено.

Где находился истинный штаб переворота? Какими непременными качествами должно обладать это помещение? Оно должно быть неприметным (само собой). В нём должны находиться средства военной спецсвязи (только люди слабого мышления, вроде Троцкого или Антонова, способны вообразить, что возможно руководить воснно-государственным переворотом по городскому телефону). Оно должно находиться на набережной, желательно - на берегу Невы (чтобы в случае заминки руководители заговора могли мгновенно сесть в моторную лодку и уплыть к крейсеру «Аврора». А все Троцкие, Каменевы, подвойские, антоновы, чудновские и прочие, весь съезд Советов - оставлялись врагу на растерзание. Заметим, что два важнейших руководителя переворота - военный министр генерал Маниковский и морской министр адмирал Вердеревский, члены правительства Керенского, вечером 25 октября сидели в Зимнем дворце - в случае неудачи заговора они имели бы абсолютное алиби. Оба они были выпущены на свободу утром 26 октября, а прочие министры сидели в Петропавловской крепости, в ужасных условиях, до января 18-го года). Дом должен иметь проходные дворы к соседним улицам, чтобы агенты могли приходить и уходить незамеченными.

Единственно возможное и пригодное место - рядом с Литейным мостом, на Неве, Воскресенская набережная, дом 28. Жилой дом, а во втором его этаже - контрразведка Петроградского военного округа.

Отсюда вели проходные дворы на Шпалерную. Именно на Шпалерной «связист», который вёл Ленина к Сталину, показал юнкерам такой «документик», что те щёлкнули каблуками, а «связист» и Ленин исчезли в ночных (в седьмом часу вечера уже была ночь) проходных дворах.

Переворот был затеян за день до съезда, чтобы вручить власть съезду - и сразу заключить мир. Но выяснилось, что съезд не хочет брать власть. Делегаты не понимали, зачем они собрались. Из анкет делегатов-большевиков видно, что многие большевики из глубинки не хотели «власти Советов» - они хотели «демократии» и даже «коалиции» - власти совместно с «буржуями».

Съезд открылся в Смольном (загаженном, заплёванном, плохо освещённом) 25 октября в 11 часов вечера, когда на Дворцовой площади шла вялая стрельба. Съезд возмутился против «насилия». Мартов заявил, что происходящее - «военный заговор за спиной съезда» (видимо, Мартов, человек умнейший и хорошо информированный, что-то знал о «генеральском» закулисье происходящего переворота).

Арест министров, которые почему-то не разбежались утром, а заперлись за штыками в Зимнем дворце, был нужен заговорщикам, чтобы предъявить этот арест съезду Советов как неоспоримый факт низвержения прежней власти. В четвёртом часу утра Каменев зачитал съезду телеграмму Антонова о том, что Временное правительство арестовано.

Большевики имели на съезде менее половины мандатов.

Догадайся эсеры и меньшевики объединиться - они бы сформировали своё правительство. Но правые эсеры и «чистые» меньшевики, в знак протеста и негодуя, покинули съезд. Большевики получили большинство и приняли «Декрет о мире».

Керенский в эмиграции писал: «Если бы мы заключили мир, мы бы и теперь правили в Москве».

Ленин в 1919-м году на конгрессе Коминтерна говорил: «Наша революция в октябре семнадцатого года была - буржуазная».

Первое правительство Ленина, созданное 27 октября (9 ноября) 1917-го года, называлось Временным. Съезд дал этому правительству срок полномочий ровно на 1 месяц - до 27 ноября, на этот день съезд назначил открытие Учредительного собрания.

12 ноября прошли выборы в УС, большевики получили четверть голосов, эсеры - больше половины. Имелась реальная угроза, что УС, руководимое лидерами эсеров (масонами) потребует продолжения войны.

В вопросе войны и мира Ленин и Сталин даже в своём ЦК и в правительстве находились в меньшинстве. Вероятно, что под нажимом генералов, созыв УС отложили до 5 января 1918-го года - в надежде, что до этого дня удастся подписать с Центральными державами мир (проект этого сепаратного перемирия и мирного договора разрабатывался в русском Генштабе). 3 декабря в Брест-Литовске начались переговоры.

России воевать было нечем. Фронта не было. Траншеи на десятки вёрст стояли под снегом без единого солдата. Новая Социалистическая армия набиралась (за хорошее жалованье) туго. К 1 января удалось завербовать лишь 700 добровольцев. Споры в Брест-Литовске (делегацию от России возглавляли Каменев и Иоффе) не давали результата.

3 января» 1918-го года в России произошёл настоящий государственный переворот. ВЦИК Советов, где большевики имели большинство - 62 процента, издал декрет, по которому Россия объявлялась Республикой Советов р., с. и кр. депутатов. Отныне и навсегда вся власть в центре и на местах принадлежала Советам. По этому декрету, Учредительное собрание становилось учреждением устаревшим и беззаконным. 10 (23) января 3-й Всероссийский съезд Советов (с большинством большевиков) утвердил этот декрет - в этот день в России наступила Советская власть.

Подписывать мир с Германией, Турцией, Болгарией и Австро-Венгрией послали министра иностранных дел Троцкого, военными экспертами при нём были генерал Самойло и адмирал Альтфатер. Сохранились ленты телеграфа спецсвязи - на многие вопросы Троцкого премьер-министр Ленин отвечает: «нужно посоветоваться со Сталиным» (очевидно, что Сталин находился на связи с генералами Генштаба).

Германия, и в особенности Австро-Венгрия, неимоверно жаждали мира, в Вене и Берлине сотни тысяч людей выходили на улицы, требуя еды.

Троцкий 11 февраля отказался подписать мир, хотя немцы и австрийцы ему прямо говорили: тогда вы получите войну (теперь мы знаем, что Троцкий был агентом администрации президента США, и очевидно, что Троцкий исполнял веление хозяев - любой ценою удержать 130 германских дивизий на Восточном фронте).

18 февраля 72 германские и австрийские дивизии двинулись в наступление, забирая тысячи брошенных пушек и миномётов, пулемётов, грузовиков, огромные склады боеприпасов и снаряжения. 20 февраля из Петрограда в Двинск спешно выехали парламентёры - умолять о перемирии.

Ленин всегда презирал слово «отечество», он утверждал (по Марксу), что у пролетария не может быть Родины. Но 21 февраля Совет Народных Комиссаров выпустил воззвание: «Социалистическое Отечество в опасности!». В тексте воззвания-декрета видна твёрдая генеральская рука (многие пункты этого декрета дословно перешли в Постановление ГКО от 3 июля 1941-го года).

Почему 23 февраля - «день рождения Красной Армии"? Это был позорный день бегства русских солдат-наёмников. Немцы без боя заняли Нарву и Псков (где шла безумная матросская пьянь: военный и морской министр ленинского правительства матрос-баталер Дыбенко справлял свою свадьбу с любвеобильной Коллонтай - от чего осталось присловье: «как Дыбенко с Коллонтай пропили Псков").

Дело, видимо, в том, что 22 февраля из Могилёва в Петроград приехала большая группа генералов во главе с начальником штаба Ставки Верховного Главнокомандования генералом М. Д. Бонч-Бруевичем. Вечером они встретились с Лениным и Сталиным. Трудный разговор продлился до утра. Речь шла о спасении России.

Требования генералов: немедленное заключение мира, на любых условиях, национализация всей оборонной промышленности - горнорудной, металлургической и прочая (с этим требованием группа генералов во главе с начальником Главного Артиллерийского управления генералом А. А. Маниковским обращалась к царю еще в 1916-м году - ответа, естественно, не последовало), новая армия строится на основе всеобщей воинской обязанности, запретить все солдатские комитеты и советы, никакого обсуждения приказов, железная дисциплина, за воинские преступления - расстрел. Ленин принял все требования.

В тот же день, 23 февраля 1918-го года, Ленин имел самую тяжёлую свою битву. Его ЦК дружно и категорически выступил и против мира и против «царской» армии. После долгих часов крика Ленин ультимативно заявил, что уходит из ЦК. Поздней ночью предложения Ленина были приняты: 7 голосов за, 4 против, 4 воздержались. Рождение новой армии получило первичное оформление.

3 марта был подписан мир (на условиях втрое худших, чем это могло быть в декабре 1917-го года). 4 марта в Республике Советов был учреждён Высший Военный совет, его возглавил генерал Бонч-Бруевич.

Басню «Троцкий - создатель Красной Армии» сочинил Троцкий (многие дурачки ей верят). Армию создавали генералы и офицеры старого русского Генштаба. С марта по май была проделана громаднейшая работа. Были написаны, на опыте трёх лет войны в Европе, новые Полевые уставы для всех родов войск и их боевого взаимодействия - лучшие уставы в мире. Была создана новая мобилизационная схема - система военных комиссариатов (она служит России до сих пор).

Красная Армия сделалась непобедимой, потому что ею командовали патриоты - десятки лучших русских генералов, прошедших две войны, и 100 тысяч отменных боевых офицеров (а комиссары в пыльных шлемах только путались под ногами, пьянствовали и грабили население). В распоряжении Красной Армии при новой мобилизационной системе были неограниченные людские ресурсы - и армия имела громадные запасы оружия, беприпасов и снаряжения (накопленные царским военным министром генералом Поливановым).

19 марта 1918-го года Троцкий добился смещения генерала Бонч-Бруевича и сам занял его место. Бонч-Бруевич стал начальником штаба Высшего Военсовета. Троцкий же стал организатором и вдохновителем иностранной интервенции в Россию.

В начале марта 1918-го года в Лондоне состоялась секретная конференця Союзных держав, где было принято решение о совместном вооружённом вторжении (интервенции) в Россию. Намечалось навсегда покончить с Россией как с крупной независимой державой, лишить Россию выходов к морям и разделить Россию на части.

Будто исполняя решения той конференции, Троцкий в конце марта 18-го года официально, от имени ленинского правительства, пригласил в Россию армии Англии, Франции и США - чтобы защитить власть Советов от Германии. Что из этого получилось - известно.

В 1916-м году генерал Маниковский и другие лучшие генералы доложили царю, что следующая большая война в Европе начнётся примерно через 20 лет. К этому времени Россия, если не хочет погибнуть, обязана стать мощной индустриальной державой, с государственной промышленностью.

Сталин с группой единомышленников (в жестокой борьбе против «троцкистов-ленинцев», которые презирали и ненавидели Россию) окончательно взял власть в 1930-м году.

Драгоценное десятилетие было упущено. «Группе Сталина» предстояло невозможное - под видом «строительства социализма», в кратчайшие годы, не считаясь с затратами, создать в стране мобилизационную экономику, выстроить тысячи современных заводов, построить на пустом месте новейшие отрасли оборонной промышленности, которые будут выпускать наилучшее вооружение. В публичном выступлении (напечатанном в газетах) Сталин сказал, что Россия отстала от передовых государств на 50 и даже на 100 лет, и что Историей нам отпущено только 10 лет, чтобы пробежать это отставание - иначе нас сомнут. Это было сказано в феврале 1931-го года.

В теме, затронутой мною, меня наиболее занимает историческое, от времён государя Павла Петровича, противостояние русского масонства и русского Рыцарства. О масонах в России известно немало, русское же Рыцарство укрыто тайной.

Только в одной эмигрантской книге, изданной анонимно в Париже, вскользь говорится, что вплоть до 1917-го года существовал в Петербурге тайный круг Рыцарей, тамплиеров и розенкрейцеров, с центром в Пажеском корпусе... это всё - тема следующей работы.

9 ноября 07 г.
(в день поминовения
Преподобного Нестора Летописца )

// Фото: Интерпресс / PhotoXPress.ru

В Санкт-Петербурге скончался известный писатель, поэт, режиссер документальных фильмов и радиоведущий Олег Стрижак, которого считали литературным преемником Владимира Набокова. Печальную новость журналистам сообщили его близкие. Сестра мужчины, телеведущая Ника Стрижак, поделилась, что узнала о смерти близкого родственника вчера вечером. Женщина искренне восхищалась талантом брата и его человеческими качествами.

О причинах смерти Стрижака не сообщается. Сестра деятеля литературы также отметила, что в последние годы он много болел, поэтому не успел опубликовать все свои рукописи.

«Олег – наш старший брат (у писателя две сестры – Вероника и Юлия. – Прим.) – был очень сложным, но удивительным человеком, блестяще образованным, интеллектуальным, независимым. Он был писатель, поэт и историк с уникальным даром, каким-то совершенным чувством слова и стиля. Уже много лет в Литинституте имени Горького в Москве учат писать на прозе Стрижака…» – поведала Ника журналистам.

// Фото: Кадр программы «Петербургский дневник»

Телеведущая также рассказала, как они с сестрой Юлией брали интервью у сына Владимира Набокова Дмитрия в Стокгольме. По словам Стрижак, это было «много лет назад». Женщина вспомнила, что наследника известной фамилии поразило их родство с Олегом Стрижаком. Дмитрий Набоков высоко оценивал произведения знаменитого деятеля литературы и даже сравнивал их с творчеством родителя.

«Он был потрясен, узнав, что мы сестры писателя Олега Стрижака, он считал, что в ряду русских писателей именно Олег следует за его отцом, а в одном французском литературном обзоре было и вовсе написано: «Если вы хотите понять Петербург, вам надо читать Достоевского, Белого и Стрижака», – поделилась ведущая.

Многие поклонники петербургского литератора не могут поверить в его уход из жизни. Они посвящают Олегу Стрижаку публикации в социальных сетях, в которых вспоминают его труды. «Очень жаль. Я читала его книгу «Мальчик» в 16 лет – это было откровением, влюбленностью, манией. Каким в его книге тогда был Петербург, рок, любовь, петербургская зима. Светлая память», «Скорбное известие», «Царствие небесное», – пишут пользователи Интернета.

Олег Стрижак родился в 1950 году в городе Кирки Туркменской ССР. Спустя пять лет его семья переехала в Ленинград. Будущий писатель проходил службу на кораблях Балтийского флота, после чего экстерном закончил факультет журналистики. Среди самых известных произведений Олега Стрижака – «Мальчик. Роман в воспоминаниях, роман о любви, петербургский роман в шести каналах и реках», «Долгая навигация», «Секреты Балтийского подплава», сборники стихов «К незнакомке» и «Удары жезла в дверь». Мужчина вел авторскую передачу «В мире книг» на «Радио России», а также снял ряд документальных картин о Николае Гумилеве, Сергее Колбасьеве и Ларисе Рейснер. В последние годы деятель культуры сосредоточился на истории Октябрьского переворота и выпускал исследования небольшими сериями.

В ходе разговора с журналистами Ника Стрижак отметила, что считает брата одним из самых ярких людей своего поколения. «Я уверена, многие его еще откроют для себя теперь», – цитирует ведущую «Фонтанка» .

В общем, приводится там история, то ли взятая Стрижаком из черновика мемуаров Петра Грищенко "Соль службы" , то ли записанная им непосредственно со слов Грищенко.

Синопсис: решил Грищенко сотоварищи навестить писателя Вишневского в январе 1942-го. Пришли они к нему домой, а там умирающая от дистрофии С. К. Вишневецкая и жрущий по приказу партии эскалопы с жареной картошкой Вишневский.

Поскольку недавно в какой-то очередной дискуссии про пиры в Смольном этот отрывок снова всплыл, я решил кое-что уточнить.

Для справки: Всеволод Вишневский умер в Москве 28 февраля 1951 года.
Софья Вишневецкая умерла в апреле 1963 года, пережив своего мужа на 12 лет.

Угасание Вишневецкой в течение 20 лет от дистрофии я представляю слабо. Впрочем, ладно. Бывает - перепутал человек.

Поскольку дневники Вишневского (подчёркиваю: не мемуары, а дневники) опубликованы, то можно посмотреть, какие эскалопы он ел зимой 1941/42 гг. Дальше много, поэтому частично убираю под кат.

10 ноября. В 6 часов обед в столовой Пубалта. (Суп – вода, немного каши с маленьким кусочком мяса).
Хлеб срезан до четырёхсот граммов (военный паёк). Хватит и этого… Понятно…

18 ноября. Я похудел, но чувствую себя бодро.

20 ноября. Наш военно-морской береговой паёк уменьшен до трёхсот граммов хлеба. Однообразное питание. Шутим: «Это действует лучше Кисловодска».

21 ноября. К обеду достали полбутылки портвейна. Кислые рыбные щи, сомнительное какао. Хлеба мало. Свой завтрак и часть хлебной «порции» я отдаю.

29 ноября. Мне очень не хочется отмечать эти физиологические детали, но в последние дни бывает отвратительная слабость и при прикосновении зубной щётки к дёснам идёт кровь. Потерпим.

4 декабря. Температура все время тридцать пять с десятыми. Слабость, разговоры утомляют, а мысль работает привычно.

6 декабря. Были два врача. Исследовали меня после всех предварительных анализов. Ещё раз беседа о болезни в 1920-1921 годах (сыпной тиф, цинга), о тропической дизентерии в 1935 году и т.д…

7 декабря. Слабость, плохое пищеварение. Неужели то, что я замечаю, - свернувшаяся кровь из кишечника? Неужели?

8 декабря. Анализы дают картину улучшения. Кровавых выделений больше нет. Температура 36.
Отлегло от души.

9 декабря. Здоровье явно улучшается. Девять дней отдыха и диета! (Белый хлеб, морковный сок, супы, бульоны, каша, пюре, компот, кофе).
Бытие определяет не только сознание, но и здоровье.
Консилиум… Очень внимательный осмотр. Мой точный рассказ. Диета сделала уже многое.
Я буду в строю! Но впредь надо уравновесить питание, работу, нервную и физическую отдачу. А я при очень плохом питании имел повышенную нагрузку… Это привело ко второй стадии дистрофии.

18 декабря. Хочу вернуться на работу. Внутренняя тяга писать, делать дело. А доктор говорит: «Но вы дней через десять на вашем пайке опять свалитесь». Всё-таки надо выписываться из госпиталя.

30 декабря. Получил заключение врачей: мне можно возвращаться к работе, но с прибавлением к ограниченному пайку витамина «С» плюс углеводы (сахар, сладкое, варенье). «Если нужно будет – просите добавочное питании…» Но я его просить не буду, мне привилегий не нужно.

4 января. В 4 часа 25 минут дня я уехал из госпиталя. Хватит… От дистрофии не умер, как это бывает сейчас так часто со многими мужчинами в Ленинграде.

8 января. Улучшенное спецпитание:
Утром – кипяток и 100 граммов хлеба.
Обед – вода с двумя ложками соевых бобов, фарш – требуха (50 граммов), без хлеба.
Вечером – 100 граммов хлеба и кипяток.

11 января. Идём в Политуправление обедать: гороховый суп, немного каши с консервированной рыбой. (Пять ломтиков хлеба. На день).

12 января. Обед у флагманов: жидкий гороховый суп, два ломтика чёрного хлеба с какими-то примесями, кашица.
<…>
В Москве для нас стараются, думают о нас. Народный комиссар Военно-Морского Флота включил меня в список «68-ми» на специальное снабжение и пр. Мне не надо, – я хочу жить наравне с коллективом.

13 января. Сегодня улучшенный обед: вместо воды с горсточкой крупы свекольной борщ! (С доплатой – 3 рубля 76 копеек). На второе – чай. Ужин стандартный.

16 января. В нашей столовой тьма. Ел сухарь и треску…

17 января. Стало уже трудно делать пешком два-три конца в день. Питание опять ухудшается. Пустой суп, немного каши. Не дают чая, а кипяток «не идёт». Видимо, необходимы жиры, углеводы и белки…

3 февраля. Газет нет. Света нет. В салоне, за обеденным столом, молчание. Надоела неизменная бурда.

Для тех, кому лень читать целиком: в ноябре Вишневскому становилось всё хуже и хуже. В конце концов, он попал в больницу со второй стадией дистрофии. Около месяца (тут не получается точно датировать) он провалялся там, затем вышел, но никаких особенных кулинарных изысков по-прежнему в глаза не видел. Эскалопы с картошкой - это что-то из области фантастики.

Видимо, кто-то указал Стрижаку на явные нестыковки и он в лучших традициях начал давно знакомую песню "я писал не то, я не писал не этак, и вообще, в главном-то я прав!".

Действительно, зачем истинным творцам точность? Только мешает всё время. Какие-то даты, факты... Скукота! То ли дело художественный свист.

Непонятно, почему Вишневскому, временно жившему в "Астории" (тогда так жили многие писатели) нельзя спать на "асторийских кроватях". Видимо, он должен был вытащить их в коридор и сжечь, а спать на полу.

Впрочем, главное тут не это, а перечень разносолов. Создаётся ощущение, что всё это Вишневский доставал в умирающем от голода Ленинграде.
Между тем, в его дневниках есть такая запись:
12 января. В «Астории» света нет. Поел хлеба и московской курицы.

Ларчик открывается просто: 11 января из Москвы прилетела та самая умирающая от дистрофии Софья Касьяновна (прошу не думать, что я глумлюсь, ей приходилось очень нелегко, как и Вишневскому). Естественно, из командировки она привезла самое дорогое - продукты.
Негодяй Вишневский не стал жрать всё под одеялом в одиночку, как это должно было бы быть по мнению Стрижака - он поделился с товарищами (ЕМНИП, Тарасенков не единственный, кто заходил к нему в те дни).

Что интересно, дневники Вишневского Стрижак всё-таки читал:
Кстати, в блокадных дневниках бригадный комиссар Вишневский где-то пишет, что приказом наркома ВМФ он включён в некий "список 68-ми" - на самое усиленное питание.

Оставим в стороне кривое словосочетание "самое усиленное питание" и посмотрим окончание фразы (я его уже приводил выше), которое Стрижак почему-то "забыл": Мне не надо, – я хочу жить наравне с коллективом.

В общем, я не знаю, что сказать. Врёт Стрижак плохо, на троечку, запутываясь в своей же лжи.
Не могу комментировать книгу в целом (может быть, u_96 подскажет), но после такого доверия к творчеству аффтара как-то не возникает совсем.