Многие лепят четки и фигурки из хлеба. Красят чернилами, украшают стразами. Когда для четок делают тесто из хлеба, в нем отчетливо видны серебристые прожилки. Это бром, который добавляют почти во всю пищу. От баландерок известно, что безопасно есть лишь первое на обед и кашу.
Когда говорят, что бром добавляют только мужчинам, знайте: это ложь. Добавляют всем. Для подавления не только сексуальной, но и умственной активности. Зачем следователю арестантка с умственной активностью?
А подавленную проще закатать.
Помните, я говорила о запахе мертвечины со двора СИЗО? Он проникает и в камеры. Во дворе — множество мертвых голубей. Арестантки бросают хлеб голубям, и у птиц из-за него взрывается зоб. Таким вот хлебом кормят женщин.
Каша представляет собой налитое в тарелку молоко, в котором плавает несколько зерен гречки, манки или сечки. Одна порция на двоих.
В обед — суп (тоже одна порция на двоих). Очень мало супа. В детстве у меня была серия книг «Пионеры-герои». Одна из них посвящена Люсе Герасименко из Минска, единственной девочке в серии. Когда Люся оказалась в гестаповской тюрьме, то фашисты давали арестованным«десять ложек какой-то баланды». Так вот, я посчитала количество ложек в супе. Их две. Даже фашисты давали больше.
На второе дают вонючую капусту, которую никто не берет. Там должна быть тушенка. Тушенка дается из списанных запасов мобилизационного резерва семидесятилетней давности. То, чем нельзя кормить солдат, отдали арестанткам. Но и этой тушенки в капусте два-три волоска. А по нормам положено пятьдесят граммов на человека в день.
Рыбу как-то привезли с солитерами.
Мясо — крохотную котлетку — выдают только по праздникам. Это было на Новый год и Рождество.
На ужин — жидкая картошка. Она как вода.
По ночам люди храпят, сопят, бредят. Выспаться невозможно. Многие берут снотворное. Пишут заявление и получают димедрол или феназепам.
Утром и вечером всех выводят на проверку. По четвергам проводится так называемый «голый день»: камера выходит на проверку в халатах или простынях на голое тело. Около входа стоит фельдшер, перед ней надо снять простыню или халат и показать обнаженное тело. Этот осмотр формален.
Он призван скорее унизить и заморозить женщин, нежели что-то обнаружить. Фельдшер «не замечает» ни синяков, ни царапин. «Голые дни» проводились и зимой, когда в коридоре холодно.
Иногда держали на проверке подолгу — в одном халате, в мороз.
Полагается прогулка, не меньше часа в день. Водят в закрытый дворик. Несколько раз зимой, в мороз, держали по несколько часов. Это делают специально, чтобы дать женщинам понять, что они абсолютно бесправны, что с ними можно сделать все что угодно. Мы возвращались в камеру замерзшие, с сосульками на губах.
Спали на железных решетчатых шконках с тончайшими матрасами. От этого дико болят ноги и спина. Просыпаешься в синяках. У меня заболевание позвоночника, и я пыталась добиться второго матраса.
Главврач Иванова после осмотра сказала: «Вижу, но, пока справок с воли не предоставите, второй матрас не получите». «Но вы же видите, что он мне показан», — возразила я. «Я вам все сказала. Идите!»
Как я могу запросить справки с воли без паспорта? Никто их не выдаст. Нет справок — ты здорова. Обойдешься без матраса.
Часто из других камер слышны повторяющиеся крики вроде: «Один ноль семь, врача срочно!» (это номер камеры; говорят не «сто семь», а «один ноль семь»). Если кричат и грохочут кружками, дело совсем плохо. Врач не приходит подолгу. Бывают смерти от неоказания медицинской помощи. Однажды, на следующий день после дикого крика о враче, мы узнали из следки, что женщина умерла от менингита, так и не дождавшись помощи.
У нас в камере была больная эпилепсией. Однажды ей стало плохо. Врач появилась только через шесть часов.
Из врачей-специалистов — только гинеколог и психиатр. По всем остальным вопросам — главврач Иванова.
Когда человеку плохо, давление измеряют через открытую корму. Мы смеялись, что скоро через корму будет и гинеколог осматривать. Когда нужен укол, человека выводят, как здесь говорят, «на коридор». Прямо там делают укол и отправляют обратно в камеру.
Особое издевательство — это шмон. Шмоны проводят для профилактики и для наказания «шатающих режим» арестованных. Например, тех, кто жалуется в ОНК (общественная наблюдательная комиссия. Контролирует соблюдение прав человека в местах принудительного содержания). Перед их визитом оперативник вызывает старшую камеры и разъясняет ей, чтобы никто из арестованных «не вынес сор из избы», иначе «у всей хаты будут проблемы». Вернувшись, старшая беседует с новенькими и особо«буйными», чтобы не подводили всю хату и ничего не рассказывали.
Если арестованная жалуется ОНК на безобразные условия или побои, то буквально через час после выхода членов ОНК из СИЗО в «нарушившей правила» камере начинается шмон. Всех женщин запирают на три часа в шмоналку — холодное помещение с кафельным полом.
Курящие в камере — абсолютное большинство, немногочисленным некурящим остается только задыхаться.
Присесть некуда, разве что на пол. Измученные женщины садятся на сланцы, но все равно простужаются. После таких шмонов массово просятся к гинекологу. Иногда проводят по два-три шмона в день.
Основная цель оперативников — мобильный телефон. Если его находят, то изымают, а старшую отправляют в карцер на пятнадцать суток.
(Я думаю, вы представляете, что сделают махровые уголовницы с той, которая лишила их единственного средства общения, пусть редкого, с близкими).
Иногда при шмоне отбирают бражку, нарисованные карты и таблетки. Но это побочный доход дежурных.
Особенно зверствовала на шмонах оперативница Надежда Рысиковна по кличке Рысь. Запомните это имя: страна должна знать своих героинь. Заходя в камеру, она орала: «Эй, курицы! Задницы подняли, оперативник вошел». Её все боялись.
Как-то во время шмона она отправила камеру к гинекологу в поисках телефонной трубки. Врач намеренно причиняла женщинам боль, а Рысь их держала.
Одна из арестованных не выдержала и укусила ее. Мощно укусила. Рысь потом ходила с перевязанной рукой, но её зверства только усилились.
Поэтому до ОНК не доходит множество безобразий, творящихся в СИЗО.
Зачем над арестованными издеваются? Основная цель, как и в фашистских и сталинских лагерях, — уничтожить вас как личность, лишить достоинства, доказать, что вы — никто. Сделать так, чтобы вы поверили в свою виновность, даже в то, что не совершали, ощутили, что недостойны человеческого обращения.
Надзирательницы обращаются к арестованным исключительно на «ты» независимо от возраста, подчеркивая их приниженное положение. «Эй, ты, поди сюда!», «Тишину словили!», «Курицы!» — такое ты слышишь постоянно. Мало кто делает замечания надзирательницам. А в ответ на редкие замечания следует фраза: «Не надо преступлений совершать».
В СИЗО вам дают понять, что вы уже преступница, что для «порядочного» общества вы потеряны. Говорить надзирательницам о презумпции невиновности и законе — то же самое, что показывать слепому картины.
Атмосфера «зря сюда не попадают» передается и некоторым арестованным.
Эту фразу часто повторяла наша вторая старшая, Ирма. А еще она не сходила с языка у магазинной воровки Вали. Зайдя в камеру, она представилась именем Дойна; потом решила назваться подлинным именем, о чем написала заявление оперативнику.
В шесть утра заходит дежурная надзирательница и заставляет всех вылезать из-под одеял. Ты больна? Приехала из суда в три ночи? Никого не волнует. Оказалась в шесть под одеялом? Пиши объяснительную. Единственная цель — унизить людей. В СИЗО не работают, и просыпаться в шесть утра, если не надо ехать в суд, бессмысленно. Просто очередное издевательство.
В СИЗО можно запросто заразиться туберкулезом. Теоретически каждой новой арестантке должны делать флюорографию. Но часто проверку проводят, когда человек уже переведен из карантина в общую камеру, или не проводят вообще. У девятнадцатилетней студентки правовой академии, дочери одной из моих сокамерниц, подозрение на туберкулез IV степени. До этого к ним в камеру посадили больную туберкулезом женщину. Инфекцию можно подхватить и в автозаке, где до тебя везли больного.
Дежурные никогда не говорят, куда забирают. «С документами» означает, что поведут в следственную часть, куда пришел следователь или адвокат.«Слегка» — на свидание. «По сезону» — в карцер. «На выезд собирайтесь» — в суд или на освидетельствование. «Со всеми вещами и с казенкой» может означать перевод в другую камеру, отправку в Матроску (СИЗО «Матросская тишина»), Бутырку (психиатрическая больница) или в другой изолятор.
Для вывоза в суды будят в четыре-пять утра. Несколько часов ты сидишь в отстойнике, потом трясешься в автозаке. Иногда в общак автозака(на четверых) набивали до двенадцати человек. Сидя внутри, коленями ты упираешься в дверь, а головой — в потолок.
А теперь представьте: вас подняли в пять утра, несколько часов продержали в вонючем общаке, привезли в суд в набитом до отказа автозаке и посадили в конвойку, где воняет мужской мочой и до того душно, что можно задохнуться.
Смогли бы вы после этого убедительно отстаивать свою невиновность или бороться за снижение срока?
После судов всегда возвращаются за полночь. Порой в три-четыре утра. Всё повторяется в точности, только в обратном порядке. Конвойка, автозак, отстойник. Иногда в суды приходится ездить ежедневно.
Нужно подготовиться? Написать выступление? Вспомнить о важнейших событиях, которые могли бы вас оправдать? Некогда, некогда, некогда. Не говоря уже о том, чтобы элементарно позаботиться о внешнем виде. Судья и так видит тебя в клетке, а когда человек в клетке, то чисто психологически трудно поверить в его невиновность.
Первые полгода никаких следственных действий не ведется вообще. Тебе тупо продляют меру пресечения.
Формулировка всегда одна и та же: «В связи со сложностью и многоэпизодностью данного дела».
Все это иначе как пыткой не назовешь. Умышленно наносят вред здоровью ужасными условиями в СИЗО, чтобы ты взяла вину на себя: оговорила себя и других ни в чем не повинных людей.
Как только у меня появилась тетрадь, я начала писать эту книгу. Я назвала ее«Белая лебедь в темнице». Белая лебедь должна была стать символом моей избирательной кампании…
http://rustoria.ru/user/64511/posts/
Журналист «СМ Номер один» добровольно побывал в шкуре подследственного
Провести ночь в камере Иркутского следственного изолятора предложили журналистам сотрудники ГУФСИНа. Согласились на этот подвиг всего четыре человека, в их числе и корреспондент «СМ Номер один». На вопросы работники СИЗО отвечали охотно, а вот представиться не пожелали. Их можно понять - все-таки работа не предусматривает публичности.
Изолятор
В вечернее время бетонный забор СИЗО, опутанный колючей проволокой, выглядит еще более устрашающим, чем при дневном освещении. По легенде, нас привезли милиционеры, хотя на самом деле мы пришли добровольно. Дверь за нашими спинами закрылась с диким грохотом. На территории СИЗО нас встретили сотрудники дежурной смены сборного отделения. И началось: «Руки за спину, идем строем!» Держать руки за спиной журналисты совсем не привыкли, поэтому сотрудники СИЗО постоянно нам об этом напоминали. Как и о том, что во время остановки надо поворачиваться лицом к стене.
Несмотря на то что здание СИЗО построено в середине XIX века, состояние его довольно приличное. Цветы в горшочках на стенах должны создавать некий уют. Сотрудники изолятора рассказали, что мы застали далеко не худшие времена СИЗО. Вместимость изолятора - 1505 человек. Сейчас здесь столько и содержится, а было время, когда в камерах находилось около 6000 задержанных.
Медосмотр
Первым делом нас отправили на медосмотр. Мужской конвой, сопровождавший нас, остался за дверью. Женщин осматривала медицинский работник в присутствии сотрудника СИЗО - женщины. По правилам нужно было раздеться полностью. Но как-то нас эта идея не вдохновила. Так что обошлись поверхностным осмотром кожных покровов на наличие заразных кожных заболеваний и волосистой части головы на педикулез. Если обнаруживается заразное заболевание, то человека и его вещи отправляют на санобработку.
Медосмотр требует много времени, - отметила врач СИЗО. - У нас два медкабинета в разных корпусах. В одном проверяются прибывшие, в другом убывающие. Текучка страшная: на медосмотр приходят те, кому нужно на допросы в отделы, и те, кто отправляется в колонии, с поездов. Такие могут сидеть в СИЗО всего одну ночь. В день мы проверяем около 500 задержанных.
После медосмотра у нас забрали паспорта. И странно - без него как-то сразу себя чувствуешь незащищенным. Вместо документа гражданина РФ на участников эксперимента завели камерные карточки. Предложили выбрать статью, по которой предстоит сидеть. Предварительно нам рассказали, что чаще всего в СИЗО попадают люди по статьям, связанным с наркотиками, кражей и убийством. Я решила сесть за воровство.
Обыск
Далее был обыск. Вот это неприятная процедура. Опять нужно было полностью раздеться. Понятно, что женщин осматривают только женщины. - Проверяем мы абсолютно все, - говорит младший инспектор отдела режима СИЗО. - Сначала предлагаем задержанному выложить запрещенные предметы добровольно. А потом мы сами ищем. И вот тут, если обнаружится что-то запрещенное, это будет наказуемо. Мы прощупываем все швы - в них часто пытаются пронести наркотики, сим-карту, заточки. Находим и дрожжи, используемые для приготовления алкогольных напитков. Но самое необычное - как-то нашли лак для ногтей в отверстии в теле. Остается гадать, зачем задержанная так хотела его пронести в камеру.
После обыска мы почувствовали себя вообще беззащитными. Еще бы - забрали деньги, драгоценности и мобильный телефон, который я специально зарядила в надежде, что ночью, когда нечего будет делать, пообщаюсь с друзьями. Еще у меня в сумке нашли перочинный ножик. За это сразу посадили бы в карцер. Хорошо, что я журналист на задании. Изъятые деньги, сообщили нам, кладут на счет задержанного, на них он может приобрести продукты в магазине СИЗО. Драгоценности передают в камеру хранения. Увидев наши испуганные глаза, сотрудники заверили, что вещи не пропадут. Пришлось смириться - выбора у нас не было. Единственное, что было разрешено пронести из украшений, - это крестик и другие предметы религиозного культа, правда только на веревочке, а не на цепочке.
Откатали пальчики
А потом началось совсем как в кино: нас сфотографировали в профиль и анфас для карточки. - Проходите, я вам пальцы откатаю, - с улыбкой встретила нас в соседнем помещении инспектор-дактилоскопист. Сотрудники СИЗО посмеивались, потому что средство, используемое для дактилоскопии, было нам привычно. Это типографская краска, которую используют для печати газет, только в нее добавляют определенное вещество, название которого нам, конечно же, не сказали. Много смеха вызвало и то, что мы не знали, как мыть руки после дактилоскопии. Это целая система! Краска смывается в несколько подходов... кусочками газеты и жидким мылом. И то не до конца. Черные пятна на руках держались несколько дней.
После этого подследственный проходит первичный медосмотр, или, на сленге, первичку, направленный на то, чтобы отсечь заразных задержанных от основной массы, - рассказал рентген-лаборант медсанчасти СИЗО. - Первым делом делается флюорография, чтобы выявить больных туберкулезом. Благодаря электронному аппарату «ПроГраф 4000» снимок сразу выводится на монитор. Таких аппаратов по области всего три: в СИЗО, а также в областном и Усть-Ордынском тубдиспансерах. Кроме того, сдается кровь на ВИЧ и на сифилис. Сразу определяют и группу крови. Также врач проводит анамнез-опрос и описывает особые приметы. Кстати, задержанные охотно делятся информацией о переломах, татуировках, шрамах и прочих приметах, поскольку понимают, что это поможет при опознании.
Ночь запомнится надолго
Ну вот все предварительные этапы и пройдены. Осталось получить вещи - и в камеру. Каждому из нас вручили две простыни, одеяло, матрац, подушку, наволочку, гигиенический пакет, кружку, ложку и две чашки (под первое и второе). Видимо, мы не смогли сдержать эмоций и некоторая брезгливость отразилась на лицах. Но заместитель старшего смены заверила, что журналистам выдают все новое. Мы успокоились.
Неожиданным испытанием стал перенос этих вещей в камеры. Они оказались тяжелыми и громоздкими, а ступеньки наверх - крутыми. Запыхавшиеся, мы устроили небольшой привал наверху, наплевав на правила СИЗО.
Поселили нас в камеру № 502. Никому не пожелаю услышать, как за спиной закрывается тюремная дверь. И обязательно с грохотом. С любопытством разглядывая новое жилище, мы обнаружили, что жить в камере СИЗО вполне даже можно. Есть двухъярусная кровать, стол с лавкой, телевизор марки LG, умывальник, правда с ржавой водой. В некоторых камерах есть холодильники, это как повезет. Нам повезло, хоть и класть туда было нечего.
Удивительно, но решетки на окнах ничуть не напрягали. Неожиданно обрадовало, что в камере было тепло. Чтобы не было скучно, задержанным выдают областные газеты. И два листа бумаги для написания заявлений. С правами и обязанностями, а также с правилами СИЗО можно было ознакомиться на листах, приклеенных к двери.
Были и неприятные сюрпризы. Первое: санузел в метре от кровати. Второе: обнаружили, что белье не новое, хоть и чистое. Подушка вообще оказалась жесткой, как кусок дерева. Кормили нас как всех задержанных, хоть мы и надеялись на определенную привилегированность.
Когда мы обустроились на новом месте, дежурная включила ночной свет. В камерах должно быть видно, что там происходит, даже ночью. Но ведь при таком ярком освещении спать невозможно, по крайней мере нам, не привыкшим к такому порядку. Поэтому с уверенностью можно заявить, что ночь прошла практически без сна. От ощущения полного одиночества нас спасало хождение сотрудников СИЗО каждые 15 минут и перестукивание с соседней камерой, куда посадили мужскую половину журналистов. Стены толщиной в метр прекрасно пропускали звук.
Пробуждение не принесло радости. В 6 утра включился телевизор. И, конечно же, на криминальной передаче по НТВ. Видимо, чтобы задержанные окончательно проснулись, через несколько минут заработало радио. Распотрошив гигиенический пакет, мы обнаружили антибактериальное мыло, такую же зубную пасту с триклозаном, зубную щетку и рулон туалетной бумаги. В общем, утро прошло в просмотре «Папиных дочек», областных новостей и музыкального канала.
Хватит с нас эксперимента!
Проверка камер происходит в 8 утра. Мы с замиранием сердца прислушивались к бряцанию ключей, нетерпеливо ожидая проверяющих. Когда же дверь наконец открылась, мы сразу заявили, что эксперимента достаточно и мы хотим домой. Однако проверку нам провели. Мы получили кучу замечаний: неправильно застелена постель, посуда не помыта. Но чтобы ее помыть, надо было съесть завтрак. И хотя тушеная капуста с чахлыми сосисками выглядела не так уж плохо, нам есть почему-то не хотелось.
По плану сотрудников СИЗО мы должны были во второй день пройти всех врачей, поговорить с психологом, чтобы исключить склонность к суициду. Потом нас ожидала прогулка. Но мы наотрез отказались и завершили эксперимент. На прощание с нами встретился начальник СИЗО Игорь Мокеев, с которым мы поговорили об условиях содержания подозреваемых.
На одного задержанного государство выделяет 5500 рублей в месяц, - рассказал Игорь Мокеев. - От этой суммы у него остается 1500-2000. Он их может потратить или в нашем магазине, или на лекарства больным родителям, или на погашение иска. Для нас главное - создать минимально приемлемые условия, чтобы содержать в СИЗО людей. Да, порядки у нас довольно либеральные. Но ведь задача СИЗО - изолировать человека, обвиняемого в преступлении, от внешнего мира. Мы не должны его перевоспитывать. Здесь ценят слова и действия, порядочность в отношениях.
Может быть, и в следственном изоляторе есть высокие моральные принципы. Но для себя я решила: больше в СИЗО не вернусь. Хотя сотрудники на это ехидно добавили: «Не зарекайся».
Всем добрый вечер, роды мои были первые и сразу адекватно описать их сложно, созрела я до этого только через 11 месяцев. Под кат не убрать с телефона, модераторы уберите пожалуйста. Беременность моя протекала в принципе хорошо, токсикоз правда мучал долго, ну и отеки в конце беременности. Итак начну с того, что шла 38 неделя моей беременности, было тяжело ходить, дышать, короче тяжело было все, даже пальцем на ноге шевелить...
Читать полностью...
"У нее было сердце"...
Я с ранних студенческих лет усвоила, что врач - это человек без границ. Помню огромное впечатление, которые произвели на меня книги Германа. Я почему-то тогда решила, что именно таким должен быть врач. Вернее не так. Врач. Именно Врач. С большой буквы. Всегда! И этот всепонимающий, всепрощающий человек, всегда выше будничной низости, грязи, подлости, имеющий мудрость смириться с неизбежным - для меня этот образ свят. И непоколебим. С этими убеждениями я вышла из университета, потом из интернатуры. И каждый день захожу...
«Мне позвонили напрямую оттуда, из СИЗО. Потом она (звонившая арестантка - V) сдала сотовый телефон. Она написала заявление о том, что начинает голодовку. Она жаловалась на унижения, на «дрессировку», на незаконные требования администрации», - сказала Vласти Семенова.
По словам правозащитника, «незаконные требования» заключались «приседаниях» и «раздеваниях». «Женщины рассказали, что проверки, которые у них проводятся, проходят в унизительной форме. Бесконечная дрессировка, как собак. Незаконные требования администрации. Во время досмотра - приседания, раздевания. Чуть ли не в гинекологическое кресло сажают. Медосмотр снимают на камеру. У меня вопрос: зачем нужен такой обыск, если это закрытое учреждение? Туда в принципе ничего не может попасть незаконно», - говорит Семенова.
Два дня назад директор департамента государственного языка и информации министерства внутренних дел (МВД) Алмас Садубаев в официальной рассылке для СМИ опроверг заявление Семеновой о голодовке и избиении женщин в учреждении ЛА-155/1 в Алматы. Он сообщил, что одна из арестованных была водворена в дисциплинарный изолятор за неоднократные нарушения режима содержания. «Трое ее сокамерниц, в том числе беременная, в знак протеста нанесли себе незначительные раны. Голодовку никто не объявлял, вены не вскрывал. В присутствии руководства ДУИС по городу Алматы, представителя органа прокуратуры медицинскими работниками проведен медицинский осмотр вышеуказанных женщин, телесные повреждения не выявлены. По данному факту МВД проводится служебное расследование», - сказал Садубаев.
В телефонном интервью Vласти на вопрос о том, какова цель служебного расследования МВД, если информация уже опровергнута, Садубаев ответил: «Это я не могу сказать вам точно. Вообще заранее ничего не могу сказать». Кроме того, Садубаев сообщил, что рассылка об опровержении голодовки и избиении женщин в СИЗО была основана на служебном расследовании ДУИС, сейчас же расследование проводит МВД. «Специальное служебное расследование проводится министерством внутренних дел. Это не ДУИС, не КУИС, а само министерство, мы проводим», - дополнил Садубаев.
Семенова, в свою очередь, настаивает на своем. «Это не мое голословное утверждение. В случае чего я все смогу доказать. Я прекрасно отдаю отчет своим действиям. Когда я звонила в прокуратуру, мне сказали, что будут связываться со мной, держать в курсе, но пока ничего не было. Мне это обещали. И эту запись я могу потом в прокуратуру тоже предоставить», - подчеркнула она.
Слова Садубаева о том, что одна из арестанток попала в изолятор за неоднократные нарушения режима, она прокомментировала так: «Что является нарушением по их понятиям? Законные действия администрации или незаконные? Зачастую это незаконные действия».
К моменту написания поста Семеновой - 9 января - женщины, по ее словам, голодали уже четыре дня.
«После моего заявления пришел (в СИЗО - V) прокурор. Из ДУИС приехали. Вечером приехали сотрудники службы безопасности, официально взяли заявления (о нарушениях - V). Они там написали о факте вымогательства еще», - добавила Семенова.
Единственный женский СИЗО в Москве переполнен на 250 человек. Видимо, скоро будут ставить трехъярусные кровати, поскольку свободное пространство пола уже исчисляется не метрами, а сантиметрами. Все проходы в камерах заставлены провисающими до пола раскладушками. В камере 40 человек. Чтобы пройти в туалет бочком-бочком, по стеночке Там два унитаза. Приватности никакой...
| Фото РИА Новости |
Бывшее женское ЛТП в 1996 году стало женским изолятором. В народе его называют — «Бастилия». Все окна камер выходят во двор. Причем окна маленькие, под потолком, стекла то ли грязные, то ли сильно поцарапанные, и металлические прутья, каждый — несколько сантиметров. Так что естественного света в камерах минимум.
Единственный женский СИЗО в Москве переполнен на 250 человек. Видимо, скоро будут ставить трехъярусные кровати, поскольку свободное пространство пола уже исчисляется не метрами, а сантиметрами. Все проходы в камерах заставлены провисающими до пола раскладушками. В камере 40 человек. Чтобы пройти в туалет — бочком-бочком, по стеночке… Там два унитаза. Приватности никакой. По санитарной норме должен быть один унитаз на 10 человек. Но какие уж тут нормы?!
Сопровождающий офицер делает объявление: «На Рождество придет батюшка, будет всех водой окроплять». Спрашиваю, а если женщина мусульманка, иудейка или атеистка, и не хочет, чтобы ее окропляли?! «Она может отойти в угол, — отвечает офицер, — насильно это делать не будут».
Не увидела я в камере свободного угла, где можно «укрыться» от окропления. Женщины при построении в камере в один ряд не помещаются, а встать в два ряда кровати не позволяют. Видимо, от принудительного окропления можно скрыться только в туалете. Между прочим, по Правилам внутреннего распорядка СИЗО (ПВР) (пункт 101): «Не допускается отправление религиозных обрядов, нарушающих <…> права других подозреваемых и обвиняемых». Помню, как возмущалась Екатерина Самуцевич, когда на Пасху в камеру того же СИЗО-6 зашел священник: «И не спросив меня, принялся поливать все водой, окропил меня без моего желания. Я не хотела, чтобы он проводил религиозный обряд. У нас светское государство», — говорила Самуцевич.
В такой же общей большой камере находятся и беременные женщины. Диетическое питание в виде молока, яйца и творога выдают только с шестого месяца беременности. А до этого срока — общий стол. Хотя нигде в ПВР не говорится о таком ограничении по месяцам беременности. Наоборот, диетпитание полагается абсолютно всем беременным, а за три месяца до родов по предписанию врача к нему еще может быть назначено и дополнительное питание. Пункт 22 ПВР говорит о создании беременным «улучшенных материально-бытовых условий». Где они, эти улучшенные условия?
Утром женщинам давали кашу, в обед на первое был гороховый суп, что было на второе — тут мнения «контингента», как сотрудники называют находящихся в изоляторе женщин, разделились: то ли картофельная масса с соевым мясом или с тушенкой, то ли картофельная масса с чем-то неизвестным. Положительного отзыва об этом блюде не встретилось ни разу. У многих беременных токсикоз. Картофельную массу с неизвестным наполнителем они есть не могут. Родственников у многих беременных в Москве нет, а значит, нет и передач. У молодой женщины из Таджикистана третий месяц беременности, сильный токсикоз, месяц назад врач назначила уколы, уколы сделали, тошнота осталась, врач больше ничего не назначил. Прогулки для беременных, так же как и для всех остальных, по часу, хотя по п. 134 ПВР «продолжительность прогулок <…> беременных женщин не ограничивается».
В четверг в «Бастилии» — «голый день». Это когда женщин выгоняют в одних трусах в коридор для осмотра медработником. Помимо медработников в коридоре еще и сотрудники. И неважно, кто сотрудник — мужчина или женщина. Сотрудник! И перед ними стоит раздетая женщина в трусах…
Еще женщины рассказывают, что когда их выводят для осмотра в медпункт, то заставляют становиться на колени, раздвигать ягодицы… И весь этот процесс сотрудники снимают на видео.
Находящимся в СИЗО женщинам непонятно, почему им не положено знать фамилии сотрудников. Объясняют эту секретность мерами безопасности. Хамят, избивают, унижают — реальные сотрудники, а именами эти сотрудники могут называться любыми. Проверить невозможно. Хорошо, фамилия и настоящее имя — секрет. Но пусть тогда на сотрудниках будут жетоны с номерами, чтобы в жалобах женщин не было написано: «Меня ударил сотрудник Роман». А был бы «Роман» под номером… Вот такой «Роман», например, 19 июля прошлого года ударил кулаком в лицо Людмилу Качалову. Женщина упала, потеряла сознание, ей были вынуждены вызвать «скорую», которая зафиксировала гематомы на лице, руках и ногах. Ни внутренняя проверка, ни прокурорская по факту избиения Качаловой не проводились. «Роман» по-прежнему работает в СИЗО-6. К Качаловой, правда, больше не заходит, но поначалу после произошедшего он передавал ей «приветы» через свою сотрудницу, которая приходила в камеру, хватала бумажные цветы и другие поделки Качаловой из разноцветных бумажных салфеток, выбрасывала их в коридор и на глазах заключенной топтала их ногами…
Еще из тех, кто, по словам женщин, издевается и унижает их, сотрудники под именами «Раиса Васильевна» и «Анастасия Юрьевна». Может, все-таки в СИЗО нужно провести внутреннюю проверку, а может, и прокурор по надзору заинтересуется происходящим в СИЗО-6?!
Многие женщины жаловались на пропажу содержимого в передачах. То форель слабосоленая исчезнет, то крем для лица, то сигареты. Пропадает даже туалетная бумага. Передали, например, четыре рулона, а до адресата доходит только один. Куда делись остальные три? Например, по-прежнему действующий сотрудник старший оперуполномоченный ОМВД «Перово» Артамонова, которая уже год находится в СИЗО-6, рассказала, что когда ей принесли заказанную через интернет-магазин передачу от родственников, то пакет был вскрыт, а должен быть запечатан. Из него исчезли сигареты. 26 декабря прошлого года Артамоновой «медработник Галина Валентиновна» принесла переданные от родственников лекарства. Как говорит, Марина Артамонова, «медработник Галина Валентиновна» швырнула ей эти лекарства в «кормушку», и большая часть лекарств оказалась в коридоре. «Кормушка» захлопнулась. Назначенный врачом «с воли» курс лечения пройден не был. А из местных препаратов, по словам женщин, на все случаи жизни — цитрамон и анальгин, анальгин и цитрамон.
Праздники в «Бастилии» — это вообще дни глухого застоя. Заявления и жалобы в праздники не принимаются. У одной из женщин сильно выраженный псориаз на руках. Ей было назначено лечение до праздников, пару дней пролечили, а потом — Новый год. Лечение остановили. Все отдыхают. Медпункт закрыт.
Одна из женщин жалуется на проблемы с сердцем. В СИЗО она почти два года. За это время всего один раз пытались сделать ЭКГ, но аппарат сломался. Теперь, как удалось выяснить у дежурившего в праздники фельдшера, аппарат вроде работает, но нет бумаги. А бумага-то специальная — рулонная, ее заказывать надо, а потом ждать. А сколько ждать? Так кто это знает. Долго, наверное. Думаю, быстрее на свободу выпустят нуждающуюся в ЭКГ женщину, чем в изоляторе заработает ЭКГ.
Женщины жалуются на межпозвоночные грыжи, в ответ получают: «Это почти у всех. Ничего страшного». После операции на позвоночнике одна из женщин спит на раскладушке. Боли? «Да ничего страшного», — вот ответ. Женщина в очках с толстыми стеклами просит о консультации окулиста. Но с офтальмологом здесь проблема, впрочем, как и со стоматологом и хирургом.
На всех этажах «Бастилии» тишина, радио нигде не работает. Хотя по тому же ПВР все камеры должны быть «оборудованы радиодинамиком для вещания общегосударственной программы». А поскольку не во всех камерах есть телевизор, то узнать о происходящем за стенами СИЗО женщинам весьма затруднительно.
Карантин. Маленькая камера, посередине раскладушка, здесь и боком не пройти. Гулять то выводят, то нет. Зависит от смены: «человеческий фактор». Некоторые из женщин жалуются, что душ — раз в десять дней. Нет ручек и бумаги, чтобы писать заявления и жалобы. Сотрудники сказали, что в праздники ничего не выдается, все после 9 января. Еще из жалоб: 31 декабря вновь прибывших держали закрытыми в душе по два с половиной часа. Вода холодная, из-под крана. Кипяток не дают. Спрашивают: вы не знаете, почему чай такой вонючий — это вода здесь такая, или его специально делают таким? Передачи в праздники тоже не принимают, кипятильника нет. У одной из женщин заболело утром сердце, попросила валидол. Принесли вечером. Женщины говорят, что стучать и звать дежурную они могут долго: или не услышит, или в ответ с той стороны тоже будет стук.
В камере сборного пункта (это полуподвальное помещение, где обычно держат женщин перед отправкой в суд) постоянно находятся две женщины, объявившие голодовку. Причина голодовки — волокита и незаконные, по мнению женщин, приговоры суда. На адвокатов денег не было, поэтому защитники в суде были государственные.
Анастасия Мельникова, голодает с 15 декабря. Находилась в больнице СИЗО «Матросская тишина», где было назначено лечение у невропатолога. Но 24 декабря ее вывезли в СИЗО-6. На этом лечение закончилось. Сотрудники ежедневно проводят беседы, рассказывают Мельниковой, что голодание — это признаки суицидальных наклонностей и анорексии. Очень опасается, что отправят в психиатрическую больницу или начнут кормить принудительно. За время голодовки похудела на 9 кг. Видно, что очень слабая.
Анастасия по профессии визажист. Чтобы чем-то себя занять, делает праздничные открытки. Вместо красок — тени для век. Удивительно тонкие и красивые работы.
Рисунок Анастасии Мельниковой. Фото: (с) Елена МАСЮК
Ее соседка Ирина Лузина по профессии реставратор. Голодает с 25 декабря. Похудела на 5 кг. На прогулку не выходит из-за слабости. Женщинам три раза в день приносят в камеру еду. Она стоит у них два часа, потом ее забирают обратно.
В углу на тумбочке — большой металлический бак с надписью «Питьевая вода». Бак пустой и вообще не работающий — сломан кран. После долгого выяснения с сотрудниками и находящимися в СИЗО женщинами оказывается, что имеется в виду под «питьевой водой» — обычная вода из-под крана. Зачем тогда нужен этот бак? Необходим по инструкции. Еще оказывается, что это единственная камера, где нет розеток, а значит, женщины не могут вскипятить себе воду. Нужно ждать «сеанса доброты» от сотрудников. Из емкостей в камере только металлическая кружка. А жидкости голодающим нужно пить уж точно не меньше двух литров день. Вот и пьют водопроводную. Причем рядом абсолютно такая же камера, но с розетками. Почему туда нельзя перевести голодающих женщин?! Не говоря уж о том, что п. 42 ПВР обязывает оборудовать все камеры «штепсельными розетками для подключения бытовых приборов».
Матрасы здесь такие же, как и везде, — тонкие и свалявшиеся. Спать на них невозможно. Женщины кладут под спину страницы из своего уголовного дела, так и спят. Говорят: «Синяков нет, но кости болят». В праздники женщинам даже не выдавали туалетную бумагу (рулон туалетной бумаги в СИЗО — 25 м, это четверть стандартного рулона). «Закончилась, говорите? Ну так после праздников и получите!» — пояснили сотрудники.
P.S. Начальник СИЗО-6 — Кириллова Татьяна Владимировна
