– Санька Рыжик едет! Санька едет!.. – восторженно кричали ребятишки, увидав «атамана».
Спустя немного детвора, поднимая тучи пыли, гурьбой неслась по улице, догоняя Рыжика. Вскоре ребята со всех сторон окружили Саньку.
Гордый и самодовольный стоял Рыжик посередине толпы, а возле него с высунутым языком стоял толстомордый пес и добродушно поглядывал на собравшуюся мелюзгу.
– Это твоя собака?
– Где ты ее взял?
– Как ее зовут?
Вопросы эти сыпались с разных концов.
– Я ее нашел, она была больная… Я ее вылечил, – рассказывал Рыжик товарищам.
– Что у нее было?.. Какая болезнь? – любопытствовали ребята.
– У нее ноги болели… Крови страсть сколько вышло!..
– А чем ты ее вылечил?
– Хлебом и тряпками, – самоуверенно ответил Рыжик. Хлебом я ее кормил, а тряпки прикладывал к ногам… Теперь она здорова…
– Молодец, Санька! – восхищались товарищи. – А как ее зовут?
– Мойпес, вот как я ее назвал…
– Вот так имечко!.. Мойпес, на!.. Мойпес, сюда!.. – послышалось со всех сторон.
Но Мойпес и не думал двигаться с места. Он только добродушно поглядывал на детвору и тихо помахивал пушистым хвостом.
– А что он умеет делать? – снова приступили ребятишки к Рыжику.
– Что он умеет делать? – переспросил владелец собаки и задумался, так как он сам не знал, что умеет делать его собака. Но вдруг он поднял голову и ответил: – Мойпес умеет кур гонять…
– А ну-ка, покажи!
– Сейчас.
Через минуту на Голодаевке поднялась небывалая суматоха. Огромный черный пес с громким лаем гонялся за курами, которые до этого мирно рылись в мусоре, что кучками лежал вдоль речного обрыва. С громким кудахтаньем, обезумев от страха, неслись бедные птицы, преследуемые черным псом. В воздухе закружились перья. Куры взлетали на заборы и на крыши домов. Рыжик, а вслед за ним многочисленная орава детей мчались позади собаки и оглушали воздух дикими криками.
– Тю, тю, тю!.. – кричал Рыжик, науськивая собаку на кур.
– Тю, тю, тю!.. – вторили ему мальчишки.
Наконец, окончательно забывшись, Санька вбежал во двор Ариши Брехухи и там стал действовать, натравливая пса. Аришины куры громко закудахтали и тяжело поднялись в воздух, взмахивая пестрыми крыльями. Большой петух, с пышным многоперым хвостом, взлетел на забор и так заорал, что даже Мойпес остановился и с удивлением поднял на него морду.
– Мойпес, куси его! – натравливали ребятишки собаку.
Но в это время из хаты выбежала с ухватом в руках Ариша, и армия Рыжика мгновенно рассеялась.
С этого раза Санька почти ежедневно выезжал верхом на своей собаке. Его сопровождала детвора. Взрослые, в особенности женщины, глядя на сорванца, самым серьезным образом предсказывали ему каторгу. Вообще о Рыжике обыватели Голодаевки были далеко не лестного мнения. Многие матери строго-настрого наказывали своим детям не играть с рыжим «чертенком» и не водить с ним дружбы.
– Он скверный, испорченный мальчишка, – говорили матери своим детям, вы с ним не играйте…
Однажды, года через два, в ненастную осеннюю ночь, когда семья Тараса Зазули спала мирным сном, кто-то с улицы несколько раз постучался в ставень окна. Первым услыхал стук сам Тарас, а когда спустя немного стук повторился, проснулась и Аксинья.
– Тарас, слышишь? – шепотом спросила она.
– Слышу, коротко ответил муж и нехотя стал слезать с печи.
– Кто там? – крикнул он, подойдя к окну.
– Это я… Дуня… – донесся с улицы детский голосок.
В хату вошла маленькая девочка, лет пяти, вся закутанная в большой дырявый платок, с которого стекали крупные капли дождя.
Девочка сделала несколько шагов вперед, остановилась посредине комнаты, закрыла руками лицо и навзрыд расплакалась.
В это время проснулся Санька. В одно мгновение мальчик наполовину свесился с печи и широко раскрытыми глазами стал следить за тем, что происходило внизу, в мастерской. Дуню он сейчас же узнал и по голосу и по фигурке, маленькой и тонкой. Не раз он вместе с нею бегал по улицам, собирал цветные черепки разбитых блюдец и тарелок и не раз доводил ее до слез, пугая лягушками.
«Зачем она пришла так поздно, в такую ночь, и как она не побоялась одна идти?» – спрашивал у самого себя Рыжик и, не находя ответа, с еще большим вниманием стал прислушиваться к тому, что делалось в мастерской. Дуня между тем не переставала плакать. Возле нее стояли Аксинья и Тарас и с участием глядели на позднюю гостью.
– Ну, будет плакать, будет… – обратилась Аксинья к девочке. – Ты лучше расскажи, что у вас случилось.
Она обняла девочку и несколько раз погладила ее по головке. Дуня немного успокоилась.
– Дяденька сказали… – начала она, с трудом выговаривая слова, – гроб делать… мама моя… померла.
Дуня снова разрыдалась. На этот раз никто ее не стал утешать.
«На то она и сирота, чтоб плакала», – подумала Аксинья и обратилась к мужу:
– Из чего ты гроб будешь делать?
– Из досок.
– А есть они у тебя?
– Есть-то есть, да они у меня для другого дела припрятаны. Ну, да уж ладно! – махнул Тарас рукой и, по обыкновению, почесал затылок.
Зазули отлично знали осиротевшую девочку, знали покойницу, мать ее, которая последнее время сильно прихварывала, а главное, они знали, что дядя девочки, родной брат покойницы, он же Андрей-воин, ничего за гроб не заплатит. Старик аккуратнейшим образом пропивал свою трехрублевую пенсию до последней копейки. Зазуля все это отлично знал и тем не менее, не задумываясь, решил сделать гроб. Суровый только на вид, Тарас, в сущности, был очень добрый человек и чем мог всегда помогал ближнему. Такова была и Аксинья. Она хорошо понимала, в каком ужасном положении очутилась девочка, лишившись матери. От безрукого дяди ничего путного нельзя было ожидать.
«Бедная, что ждет тебя впереди?..» – думала Аксинья, глядя на плачущую девочку.
Тарас между тем принялся за дело. На чердаке у него имелось несколько досок, спрятанных им для рам. Столяру жаль было расстаться с этими досками, но делать было нечего, и он отправился на чердак. Тем временем Аксинья успела Дуню успокоить и уложить спать.
Спустя немного в хате Зазулей снова все утихло. Один лишь Тарас, усердно работая, нарушал тишину.
Рыжику не спалось. В голове у него копошились разные мысли. Рядом с ним, на теплой широкой печи, свернувшись калачиком, спала Дуня.
«Бедная Дуняша! – шептал про себя Санька. – Она теперь сирота, мамы у нее нет… Вот сделает мой папа гроб, уложат Дунину маму туда, заколотят крышку гвоздями, чтоб не выскочила, и зароют… А в земле-то сыро, темно… Брр!» Мальчик вздрогнул: ему стало страшно.
– Дуня, а Дуня! – тихо окликнул он девочку.
Та проснулась и широко раскрыла глаза.
– Ты у нас будешь жить?
– А где же ты будешь жить?
– Дома, с дяденькой…
– Без мамы-то?
– Она будет ко мне приходить и гостинцы носить.
– Как – будет приходить?.. – воскликнул Рыжик, не на шутку испугавшись. – Ты же сказала, мама твоя померла…
– Померла, – подтвердила девочка и зевнула.
– А разве мертвые ходят?
– Ходят. Мне дяденька сказали.
– А ты не испугаешься?
На последний вопрос ответа не последовало.
– А ты не испугаешься? – снова повторил Рыжик, но ответа не получил: девочка уснула.
Рыжику совсем сделалось страшно. В его воображении вставал образ Дуниной матери, которая с того света приходит к дочери с гостинцами.
На другой день, чуть только стало светать, Санька уже был на ногах. В правом углу мастерской стоял готовый некрашеный гроб. В хате пахло смолой. Когда совсем рассвело, за гробом явился Андрей-воин.
– А Дуня у нас! – радостно встретил Рыжик безрукого.
– Знаю, голубчик, знаю… Желаю твоему отцу и матери доброго здоровья и многие лета, – сказал Андрей-воин и единственной рукой своей провел по влажным глазам.
В старой, изношенной солдатской шинели, с пустым, болтающимся рукавом на одной стороне и в дырявых опорках на босу ногу, старый солдат имел печальный вид. Всегда под хмельком, всегда жизнерадостный и довольный своею судьбой, Андрей-воин выглядел теперь жалким, дряхлым калекой. Рыжик, глядя на «воина», который не один раз учил его маршировать и который своими прибаутками неоднократно заставлял уличную детвору покатываться со смеху, не узнавал веселого «дядьку». Давно небритый подбородок, морщинистое маленькое личико с седыми бачками и круглые глаза с красными воспаленными веками свидетельствовали о большом горе старого «воина».
Повесть «Рыжик» написал Алексей Свирский. Произведение довольно большое. Чтение его займёт много времени. Поможет быстро узнать сюжет повести «Рыжик» краткое содержание.
Тарас и Аксинья берут себе младенца
В начале произведения автор знакомит читателя с молодой семьёй - Аксиньей и Тарасом Зазулями. Муж был столяром, а жена занималась хозяйством. Детей на тот момент у пары не было. Однажды рано утром Аксинья услышала за сараем стон. Она подошла туда и увидела умирающую нищенку. Рядом с ней лежал грудной ребёнок, который спал.
Женщина позвала на помощь мужа, соседей, пришёл на её крики и городовой деревни Голодаевка Прохор Гриб. К тому времени нищенка отошла в мир иной, и семья взяла ребёнка себе. Ним оказался трехмесячный мальчик, которого нарекли Александром. Его крестной мамой стала Агафья, у которой был свой грудной ребёнок, поэтому она смогла иногда кормить малыша.
Однако окрестили мальчика не сразу. У Тараса не было на тот момент денег, и решили отложить это событие до ярмарки. А пока ребёнок получил имя Рыжик. Краткое содержание повести переносит читателя на 6 лет вперёд.
Через 6 лет
По истечении этого времени у пары родились свои дети - две дочки. Рыжик, наречённый Сашей, был очень шустрым мальчиком. Он проказничал, озорничал. Однако мама Аксинья всё равно его любила. Несмотря на свой шустрый характер, мальчик был очень добрым. Он втайне ото всех выходил собаку, потом просил приёмную мать взять в семью девочку Дуню, которая осиротела. Он защищал её от пьяного дядьки, с которым вынуждена была жить пятилетняя Дуня.
Однажды Санька услышал разговор родителей и понял, что он им не родной. Мальчик сильно переживал. Он задумал бежать из дома.
Приёмные родители отдали его на обучение крёстному сапожнику, и вот тогда-то решил окончательно бежать Рыжик. Краткое содержание поведает читателю о печальных приключениях подростка.
Побег
Первый побег у мальчика не получился, он угодил в яму и пришлось остаться в родной деревне. Второй раз был более удачен. Ребёнок познакомился с фокусником по прозвищу Полфунта и отправился с ним путешествовать. Однако судьба не была благосклонна к мальчику. Санька отстал от поезда и очутился один на незнакомой станции.
Здесь встречается со слепым стариком Рыжик. Краткое содержание позволит за несколько секунд узнать, что же было с ним дальше. Дед предложил мальчику стать поводырем и тем зарабатывать на хлеб. У Саньки не было выбора. Он пошёл за стариком. Однако тот оказался хитрецом. Он не был слепым, а притворялся таковым, чтобы побираться. Мальчик со стариком пришли в монастырь, где была ночлежка для таких же нищих. Здесь он знакомится со Спирькой Вьюном, с которым начинает хорошо дружить.
Полфунта
Замысел удался. Дети приехали на поезде в Одессу, но здесь попали к ворам, которые стали их учить своему ремеслу. От них Рыжик ушёл благодаря Полфунту, которого случайно встретил. Тот отвёз его домой, но мальчик грезил путешествиями. Он снова уходит из дома, ездит по разным городам. Однажды Рыжик опять увидел Полфунта, но встреча была печальной. Фокусник трагически погиб.
Таково краткое содержание рассказа «Рыжик». Свирский остановил повествование именно на этом месте, что заставляет читателя задуматься.
В повести русского писателя А. И. Свирского (1865-1942) отражена нищая, бесправная жизнь низов царской России - босяков, ремесленников, беспризорных детей. Повесть написана в 1901 году.
Алексей Иванович Свирский
Рыжик
(повесть)
Часть Первая
I
Откуда взялся Рыжик и кто его приютил
Птицы еще спали, когда Аксинья вышла открывать ставни. Молодая женщина тихо скрипнула в сенях дверьми и перешагнула порог.
Солнце еще не взошло, но рассвет уже был близок. На востоке небосклон окрашивался в золотисто-сиреневый цвет. Звезды быстро гасли одна за другой. Береговая улица, или, как ее иначе называли, Голодаевка, спала крепким сном. Улица эта была застроена с одной только стороны, другая же сторона представляла собой высокий крутой обрыв, спускавшийся к реке.
Аксинья, прежде чем открыть ставни, перешла босыми ногами пыльную немощеную улицу и остановилась на краю речного обрыва. Над рекой медленно расплывались серые клочья тумана. Маленькие, хилые домишки тесной ломаной шеренгой толпились на краю обрыва.
Хозяева этих хижин хотя и называли себя домовладельцами, но были бедняками родовитыми: бедность, нужда и всякие невзгоды переходили к ним из рода в род, как переходят к богатым громкие титулы или миллионные наследства. На Голодаевке никто не мог похвастать ни богатым дедушкой, ни промотанным имением.
Не богаче других была и Аксинья, жена Тараса Зазули. Муж ее хотя и был по ремеслу столяр и гробовщик, но денег у него никогда почти не было. Единственно, когда Зазули считали себя богачами, - это только во время Проводской или Успенской ярмарок, когда Тарас продавал партиями столы и табуреты, заранее заготовляемые им в своей мастерской.
В последние дни Тарас был занят именно этим делом. До ярмарки оставалось немного, и он очень спешил.
Просыпался Зазуля раньше обыкновенного и работал до глубокой ночи. Вот почему жена его в тот день, когда начинается наш рассказ, так рано вышла открывать ставни.
Зазулиха (так за глаза называли соседки Аксинью) постояла с минуту на берегу, бросила сонный взгляд на небо, громко зевнула, перекрестила рот и направилась к своей хате.
Она стала открывать ставни. Всех окон в доме Зазулей было три. Молодая женщина открыла ставни, прикрепила их веревочками к стене, чтобы ветер ими не хлопал, и направилась было в хату, как вдруг услышала чьи-то тихие, жалобные стоны. Смуглое, загорелое лицо Аксиньи вытянулось от удивления и любопытства.
Ой, ой, ой!.. - стонал кто-то за домом.
Аксинье показалось, что стонет женщина. Несколько секунд прислушивалась она к странным звукам, пугливо озираясь по сторонам. Но вокруг не было ни одной живой души. Наконец Аксинья победила страх, и когда стоны особенно усилились, она подобрала ситцевую юбку и бросилась бежать, перепрыгивая через бурьян и крапиву, росшие около дома, в ту сторону, откуда слышались стоны. Аксинья скрылась. Наступила тишина. Спустя немного Зазулиха с искаженным от страха лицом выбежала из-за угла дома и бросилась прямо в хату.
Тарас стоял перед верстаком и налаживал доски. Его громадная наклоненная фигура занимала чуть ли не половину комнаты. Одет он был в широкие шаровары и серую рубаху, а на босых ногах - мягкие самодельные шлепанцы.
Тарас, выйди скорей на улицу! - крикнула запыхавшаяся Аксинья, вбежав в мастерскую.
Лицо у нее было бледное, испуганное. Она вся дрожала.
А что я там забыл, на улице?.. - проговорил равнодушным тоном Тарас, не отрываясь от дела.
Иди скорей, иди же, говорю тебе… Посмотри, что случилось! - воскликнула Аксинья.
А что случилось? Курица удавилась?.. - засмеялся Зазуля.
У, каменный ты человек!.. - озлилась жена. - Выйдешь ли ты из хаты, аль нет?
Как не выйти… От бабьего крика не только что из хаты, а из кабака и то выйдешь, - сказал Тарас и, низко наклонив голову, чтобы не стукнуться о косяк, вышел из мастерской.
Аксинья забежала вперед.
Тарас молча следовал за нею, пыхтя трубкой, которую он успел закурить по дороге.
Тарас остановился. Перед ним на траве лежала женщина, а рядом с нею мирно спал завернутый в тряпки крошечный ребенок. Из полуоткрытого рта женщины вылетали слабые, хриплые стоны. Голова ее, повязанная темным дырявым платком, лежала на серой котомке. Бледная, с почерневшими губами, она имела вид умирающей. Глаза ее, неподвижные и как будто стеклянные, были устремлены в одну точку. Одежда ее состояла из грязных бесформенных лохмотьев.
Тарас с Аксиньей молча, но значительно переглянулись, когда подошли к умирающей.
Спроси-ка, кто она и как сюда попала, - тихо сказал Тарас жене.
Послушай, милая, откуда ты? - приступила к допросу Аксинья, наклонившись над больной. - Ты больна? Это твой ребенок?.. Как ты сюда попала?..
Аксинья задавала вопрос за вопросом, но ответа не последовало. Незнакомка умирала - это было ясно.
Я людей позову, - решительно заявила Зазулиха, взглянув на мужа.
И то правда… Разбуди соседей, а то еще невесть что подумают, - согласился Тарас.
Выходите!.. - кричала Аксинья, стуча в ставни соседних домов.
Минут через десять небольшой дворик Зазулей был полон народа.
Солнце еще не успело взойти, когда неизвестная женщина умерла. В ту самую минуту, когда она испустила последний вздох, проснулся ее ребенок. Он заметался и заплакал. Прибежавшие бабы, у которых были свои дети, услыхав голос плачущего ребенка, сейчас же определили, что ему всего три месяца от роду.
Аксинья, отвечая на вопросы, рассказывала, как она встала, как вышла открывать ставни и как услыхала стоны.
Она, стало быть, живая была? - перебивали ее слушатели.
Конечно, живая, ежели стонала! Мертвые не стонут, - пояснила Зазулиха и продолжала свой рассказ.
А ребенок не переставал кричать, надрывая грудь.
Его накормить надо, - догадалась одна из женщин и взяла его на руки.
Женщину эту звали Агафья-портниха. Муж ее был портной, человек слабый и пьющий. У Агафьи было пятеро ребят, из них один грудной.
Ребенок, как только очутился на руках у Агафьи, сейчас же замолк и припал к ее груди, точно замер.
Ишь, как сосет! - удивлялся Тарас, у которого своих детей не было.
Дитя есть хочет, известное дело… У покойницы, может, и молока-то не было, - хором заговорили женщины, перебивая друг друга.
Эй, вы, тише, начальство едет! - крикнул кто-то.
Бабы умолкли.
Вдали показался голодаевский городовой, Прохор Гриб, как его прозвали обыватели Береговой улицы. Это был старый отставной солдат, с мягким, точно вымоченным и выжатым лицом. На его сухом отвислом подбородке серебрилась белая щетина давно не бритой бороды. Прохор нюхал табак, и от этого его седые жидкие усы возле носа были покрыты темно-коричневыми пятнами. Сколько ему было лет, он сам не знал. Иногда он говорил, что ему восемьдесят, а иногда утверждал, что ему давно уже стукнуло сто. Городовым он был поставлен с незапамятных времен. Голодаевцы привыкли к Грибу, видя его перед собой всю жизнь, и смотрели на него так, как люди обыкновенно смотрят на речку, что вечно течет по одному и тому же направлению, или на дерево, пережившее несколько человеческих поколений.
Нищая померла, - ответил Тарас и снова раскурил трубку.
Человек помер, а тебе курить надо! - упрекнул старик Зазулю и укоризненно покачал головой.
Однажды ранним утром Аксинья, жена столяра Тараса Зазули, нашла у своего дома умирающую нищенку с крошечным ребёнком. Поскольку своих детей у Зазулей не было, они усыновили мальчика и нарекли его Александром. Жила семья столяра в Голодаевке, беднейшем пригороде Житомира. Там и вырос Санька, прозванный Рыжиком из-за медно-красного цвета волос.
Прошло шесть лет. Рыжик стал грозой всей Голодаевки. Он обирал окрестные сады и верховодил шайкой голодаевских сорванцов. Только зимой город отдыхал от рыжего чертёнка: у Саньки не было сапог, и в холода он не выходил на улицу. Аксинья, успевшая родить двух девочек, очень любила приёмыша. Тарас Зазуля воспитывал Рыжика как мог: регулярно охаживал его аршином и предрекал каторжное будущее. Вскоре у Саньки появился друг - огромная собака, которую мальчик нашёл на свалке и вылечил. Обнаружив собаку, Тарас хотел прогнать её, но мальчик закричал: «Это мой пёс!», а собака оскалила внушительные клыки, которые заставили Зазулю ретироваться. Собаку оставили, назвали Мойпёс, и Голодаевка совсем лишилась покоя. Теперь Рыжик объезжал свои «владения» верхом на верном Мойпёсе.
Прошло ещё два года. Одной ненастной осенней ночью в дом Зазулей постучала Дуня, племянница безрукого отставного ефрейтора по кличке Андрей-воин. У Дуни умерла мать, дядя послал девочку к столяру, чтобы тот сделал гроб. Андрей-воин пропивал свою пенсию до копейки и заплатить Тарасу не мог, но добрый Зазуля не отказал сироте. Санька проникся сочувствием к Дуне и решил всегда защищать девочку.
Когда кончилась зима, Рыжик пошёл навестить «подопечную». Он застал Андрея-воина пьяным. Мягкий и добрый в трезвом виде, пьяный ефрейтор зверел. За зиму Дуня много натерпелась от дядьки. В тот день пьяница муштровал племянницу, как солдата-новобранца. Чтобы защитить Дуню, Санька обманул инвалида - сказал, что его ждут в местном кабаке. Обнаружив обман, ефрейтор рассвирепел, но Мойпёс задержал его, и дети успели выскочить в окно. Дуня поселилась у Зазулей.
Пронеслась весна. Наступила ярмарка. К ней Тарас выстрогал Рыжику целый арсенал - ружья, сабли. Санька рассчитывал продать их и купить себе сапоги, чтобы зимой не сидеть дома. Рыжик простоял на ярмарке весь день, но деревянные ружья никто не покупал. Уже вечером, когда все начали расходиться, к Рыжику подошла женщина в трауре с двумя хорошо одетыми мальчиками. Так Санька познакомился с сыновьями покойного директора гимназии.
Их дом был самым большим и красивым в городе. Санька стал там желанным гостем и не возвращался оттуда без подарков. Вскоре Рыжик познакомил панычей со своими сёстрами и Дуней. Тихая и хорошенькая девочка понравилась вдове. Узнав, что Дуня сирота, она решила оставить её у себя. Рыжик же, храбрый спаситель Дуни, пользовался у новых знакомых большим уважением.
Прошло лето. Однажды в августе Рыжик вернулся домой очень поздно. Дверь была не заперта. Мальчик тихо вошёл и услышал разговор родителей, из которого узнал, что он не родной сын Зазулей и что его хотят отдать в ученики к крёстному Ивану-сапожнику. Это стало для мальчика настоящим горем. Выяснив, чей он, мальчик проплакал несколько дней, а потом зажил по-прежнему. Всё шло хорошо, пока Санька не вернулся домой после большой драки, с синяками и в изодранной рубахе. Тут у Тараса лопнуло терпение, и он выполнил свою угрозу - отдал Рыжика в ученики.
Жена Ивана-сапожника Катерина сразу приспособила Рыжика к домашнему хозяйству. Санька не столько учился сапоги шить, сколько помогал Катерине. В конце концов тётка сделала его свинопасом. Вольная жизнь нравилась Рыжику, пока Дуня не рассказала, что панычи смеются над ним. Разозлившись, Санька разогнал свиней и подался в бега.
Сопровождаемый Мойпёсом, Рыжик миновал лесок и вышел к мельнице. Здесь Санька остановился - никогда он не заходил так далеко. Мальчик испугался и заплакал, и тут с ним заговорил щуплый невысокий человек. Он оказался бродячим фокусником. Рыжик переночевал с ним в лесу, а утром упросил взять с собой. Фокусник был алкоголиком и не хотел отвечать за десятилетнего мальчика, но, узнав, что Санька - сирота-приёмыш, согласился. Звали бродягу Иван Раздольев, но в балаганах ему дали прозвище Полфунта за маленький рост. Мойпёса он не разрешил взять с собой.
Через неделю путники были в Киеве. За это время Полфунта много рассказал Рыжику об окружающем мире, ведь до тех пор мальчик не знал даже, как называется родной город. В Киеве спутники сразу отправились на железнодорожный вокзал, чтобы зайцами уехать в Одессу. Пробравшись в вагон, дав взятку кондуктору и спрятав Рыжика под лавку, Полфунта пошёл купить булку и опоздал на поезд. Рыжик уехал один.
Часть вторая
Спящего под лавкой Рыжика обнаружил контролёр и велел ссадить мальчика с поезда на ближайшем полустанке. Так Рыжик оказался на крохотной станции посреди степи. Началась гроза. Рыжик пробрался на станцию и прикорнул на длинной лавке у ног какого-то старика. Утром оказалось, что старик - крепкий, высокий человек с внимательными глазами, его старила только белая борода. Когда проснулся Рыжик, мужчина притворился слепым. Мальчик пожалел его и согласился проводить.
Новый знакомый, велевший называть себя дедушкой Архипом, был профессиональным нищим. Он привёл мальчика в город с большим монастырём, при котором были столовая и ночлежка для бездомных. Там Санька познакомился со своим ровесником Спирькой по кличке Вьюн, который объяснил Рыжику правила новой жизни. Очень часто нищие крали или уводили обманом детей, поскольку им давали больше милостыни. Сам Вьюн, человек бывалый, сменил десяток хозяев. Но Спирьке не нравилось побираться, он мечтал стать вором.
Рыжик прожил среди нищих около года. «Много он за это время перевидел, переиспытал и много горя, лишений и невзгод перенёс. Свои печали он делил со Спирькой Вьюном, которому жилось ничуть не лучше». Весной друзья сбежали. Добравшись до станции, они проникли в пустой товарный вагон и доехали до Одессы. «Громадный город, с его шумом, давкой и оживлением, поразил и ошеломил маленьких бродяг». Пройдя по нарядным набережным, они оказались в бедном районе, где зашли в трактир пообедать.
За соседним столом сидела компания детей, в которых Спирька распознал воришек. Вьюн решил к ним прибиться. Дети привели новых товарищей к своему хозяину Федьке Косоручке, бывшему вору с искалеченной рукой, который учил воровству беспризорников и скупал краденое.
Спирька с готовностью погрузился в воровскую жизнь, а Рыжику она была не по душе. Санька постоянно уговаривал Спирьку бежать, но тот не соглашался. Прошёл месяц. За это время Рыжик, пользуясь полной свободой, обошёл всю Одессу, успел полюбить море и отдалился от друга.
Однажды «фартовый» вор Лёнька Фомкач попросил Косоручку одолжить ему детей «для дела». Они должны были залезть через форточку в богатую квартиру и открыть окно. Попав в роскошный кабинет, полный красивых безделушек, Рыжик на миг поддался воровскому азарту, но тут обнаружилось, что на шайку организована засада. Когда всех воришек вывели во двор, Лёнька кинулся бежать, и в суматохе Рыжику удалось скрыться.
Санька добежал до городского сада и спрятался под летней эстрадой. Затаившись, мальчик начал вспоминать приёмных родителей, Дуню, и ему очень захотелось домой. И тут он услышал шорохи, вздох - под эстрадой был кто-то ещё. Испугавшись, Санька выскочил наружу. Вслед за ним из-под эстрады выбрался человек, в котором Рыжик узнал Полфунта. Рыжик рассказал Полфунту о своих похождениях. Фокусник же поведал, как искал Саньку в Одессе и как съездил в Житомир, надеясь, что мальчик вернулся домой. На обратной дороге в Одессу у Полфунта случился запой, поэтому он приехал сюда вчера без денег и вещей.
Фокусник предложил Саньке вернуться домой, и тот с радостью согласился. Полфунта наведался к богатой родне, жившей в Одессе. К Рыжику он пришёл с деньгами, покупками, но обиженный - родня не захотела его принять, считая пропащим. Когда-то Полфунта, человек из богатой купеческой семьи, учился в гимназии. Почувствовав тягу к актёрскому ремеслу, он бросил учёбу, а семья от него отвернулась. Хорошим актёром Полфунта не стал, поэтому подался в бродячие фокусники.
Чтобы накормить Рыжика, Полфунта зашёл в трактир, где напился до бесчувствия. Когда их выгнали из трактира, фокусник уже не стоял на ногах. По счастью, у Рыжика теперь были деньги, а подоспевший городовой помог нанять извозчика. В ночлежном доме, куда их отвёз извозчик, Полфунта напивался ещё несколько раз.
Утром фокусник проснулся «с головной болью и мучительными угрызениями совести». Он пообещал Саньке до самого Житомира ни капли в рот не брать и обещание сдержал. Всё оставшееся лето Полфунта с мальчиком шли к Житомиру, подрабатывая в бродячих цирках и балаганах.
В холодный осенний вечер Рыжик вернулся домой. Мальчику все были рады, особенно Мойпёс, который сильно скучал по хозяину. В Голодаевке по-прежнему царила нищета. Полфунта спас Зазулей от голода, отдав Аксинье часть заработанных денег. На следующий день Санька, проводив Полфунта, отправился к Дуне. Девочка, ставшая настоящей барышней, была рада Рыжику, а вот панычи встретили приятеля без интереса: они поступили в гимназию и были заняты только собой.
Вскоре Рыжик затосковал. Все его товарищи уже были в учениках, и Санька редко с ними встречался. Жизнь вошла в унылую колею, полную беспросветной нищеты. Чтобы не быть дармоедом, Рыжик сам попросился в учение к крёстному. Он очень старался, помогал тётке Катерине и мечтал о весне.
Прошла зима. Мальчику «донельзя опротивела Голодаевка, её обыватели и их нищенская жизнь», его снова тянуло в странствия. Однажды после Пасхи Рыжик увидел в придорожной канаве спящего человека - это был Полфунта. Он сказал мальчику, что идёт «за счастьем», и Санька пошёл с ним, даже не попрощавшись с Зазулями.
Часть третья
Новые приключения Рыжика начались в первом же селе, где они с фокусником решили переночевать. Село было бедное, поэтому путников, нуждающихся в ночлеге, принимали по очереди. Саньке и Полфунту выпало ночевать у кузнеца. Сам кузнец гулял в трактире. Он явился в полночь, пьяный и с желанием подраться. Спорить с огромным детиной Полфунту совсем не хотелось, и он решил напугать кузнеца. Фокусник намазал лицо фосфорными спичками, отчего оно начало светиться в темноте, скорчил страшную рожу и стал прыгать по хате. Кузнец решил, что перед ним настоящий чёрт, и от страха полез под стол. Когда друзья выскочили из хаты, кузнец погнался за ними, Рыжик бросился бежать и снова потерялся.
Оставшуюся часть ночи мальчик провёл в стогу, а утром обнаружил в своей «спальне» соседа. «Это был большой, неповоротливый человек лет за пятьдесят», звали его Антон Не-Кушай-Каши. Рыжик решил пойти с ним, надеясь рано или поздно найти Полфунта.
Антон привёл Рыжика в еврейское местечко. Религия запрещала евреям работать по субботам. В эти дни всю домашнюю работу в их домах выполнял нанятый человек. Антону предложили постоянное место, но Рыжику здесь не понравилось - уж слишком чужим всё было.
Переночевав в местечке, Рыжик пустился на поиски Полфунта.
Подойдя к развилке трёх дорог, Рыжик растерялся. До сих пор он не путешествовал один, всегда им кто-нибудь управлял. «Теперь же, оставшись с самим собою, Рыжик сразу понял, что ходить по земле без цели нельзя». Он сел на обочине в раздумье. Рядом с Санькой остановился «белокурый мальчик, с голубыми смеющимися глазами и добрым, красивым лицом». Рыжику сразу понравился этот явно опытный бродяга по имени Лёвушка Стрела. Он сбежал от отчима, который его мучил, заставляя учиться. Стреле было всё равно, куда идти, и он решил присоединиться к поискам Полфунта, о котором ему рассказал Рыжик. Санька вспомнил, что фокусник собирался в Санкт-Петербург. Туда новые друзья и направились.
Лёвушка путешествовал в основном на паровозах и знал, как спрятаться от кондуктора. Способ этот был рискованным: следовало повиснуть на железных перилах вдоль вагона, когда паровоз мчится на всех парах. Рыжик воспользовался им только два раза. На второй раз его поймал контролёр, сам перепугавшийся не на шутку при виде смелого зайца. После этого Рыжик отказался от поездов.
Случилось это, когда друзья успели объехать пол-России и добрались до Прибалтики. Дружба мальчиков крепла. Лёвушке были известны местные наречия, так как раньше он жил в Литве - его отчим был управляющим имения около Полангена. Добравшись до этих мест, Лёвушка стал очень осторожен. Он боялся, что его узнают и поймают.
Лёвушку тянуло к поездам, поэтому друзья подходили к каждой станции, надеясь раздобыть денег или еды. Однажды на станции Жосли друзья увидели, как с поезда ссаживают очередного зайца. Через некоторое время незадачливый безбилетник их догнал. Это оказался еврейский мальчишка Хаимка, которому тоже было всё равно, куда идти, и он присоединился к Рыжику и Лёвушке.
Вечером того же дня друзья подошли к корчме. Хозяин-еврей пустил мальчишек переночевать. Больше всего на свете Хаимка любил сыр. Проснувшись рано утром, он увидел огромные круглые сыры, сушившиеся на чердаке. Хаимка подбил ребят украсть три сыра. Но хозяин корчмы уже не спал и быстро обнаружил пропажу. Лёвушка и Рыжик сумели убежать, а вот любитель сыра попался.
Вскоре Санька лишился и последнего попутчика. В тот вечер друзья попросились на ночлег к единственным русским, живущим в литовской деревне. Только утром ребята обнаружили, что ночевали в доме местного жандарма. Рыжика жандарм отпустил, а Лёвушку вернул в семью за вознаграждение.
Рыжик «чувствовал себя одиноким, заброшенным и никому, никому не нужным». Саньке пришлось нелегко. Сначала его обокрал оборванец, напросившийся в попутчики, а потом мальчика покусали собаки, когда он собирался попросить хлеба на богатой мызе. Вокруг почти не было русских. Рыжика не понимали и встречали неприязненно. Несколько раз ему «угрожала голодная смерть». К августу он добрался до Балтийского моря. Здесь Рыжику наконец повезло - по всему берегу стояли пограничные заставы, где служили в основном украинцы. Они тоже скучали по родной речи и радостно принимали земляка.
На одной из застав Рыжик встретил жителя Голодаевки, служившего унтер-офицером. Земляк взял Рыжика с собой в Литву, а там посадил на судно до Риги. В Риге Санька устроился мальчиком на судно, идущее в Санкт-Петербург.
Санкт-Петербург оказался огромным и холодным. Петербуржцы подавали милостыню неохотно. Капитан судна обманул Рыжика, ничего не заплатив за работу, и Санька сильно голодал и мёрз. Наступила осень. Однажды Рыжик наткнулся на столовую, где нищих бесплатно кормили супом. В очереди он познакомился с тощим бродягой Герасимом. Он отвёл Саньку в частный ночлежный приют. Владел приютом родной дядька Герасима, который был так жаден, что даже с племянника брал деньги за ночлег.
Герасим собирался идти в Москву, и Санька решил пойти с ним. Ночью в ночлежку ворвались жандармы и устроили облаву на беспаспортных бродяг. Рыжик с Герасимом переждали облаву под нарами. После этого дядя дал Герасиму старый тулуп, 23 копейки и велел больше не появляться в городе.
Дорога до Москвы была трудной. Из столицы путники отправились в Нижний Новгород, где у Герасима был дом. В Нижний они пришли жарким летним днём. Герасим сразу пошёл домой, и Рыжик снова остался один. Настроение Саньки улучшилось, когда он увидел ярмарку.
Переходя от балагана к балагану, мальчик решил прибиться к одному из них, благо цирковой опыт у него был. Тут по ярмарке разнеслась весть: рухнули подмостки театра, и одного фокусника задавило. Протиснувшись сквозь толпу, Рыжик увидел тощего человечка, «исковерканного до невозможности», и узнал в нём Полфунта.
Пробиться в больничный барак к другу Рыжик сумел только на следующий день. Полфунта мучительно страдал. Собравшись с силами, он велел Саньке бросать бродячую жизнь и начинать трудиться, приносить пользу другим, ведь «бродяги не нужны миру». На следующее утро мальчику сказали, что Полфунта умер. «Рыжик прижался к стене, закрыл лицо руками и заплакал жалобным, тихим плачем».
Рыжик
Алексей Иванович Свирский
В повести русского писателя А. И. Свирского (1865-1942) отражена нищая, бесправная жизнь низов царской России - босяков, ремесленников, беспризорных детей. Повесть написана в 1901 году.
Алексей Иванович Свирский
(повесть)
Часть Первая
Откуда взялся Рыжик и кто его приютил
Птицы еще спали, когда Аксинья вышла открывать ставни. Молодая женщина тихо скрипнула в сенях дверьми и перешагнула порог.
Солнце еще не взошло, но рассвет уже был близок. На востоке небосклон окрашивался в золотисто-сиреневый цвет. Звезды быстро гасли одна за другой. Береговая улица, или, как ее иначе называли, Голодаевка, спала крепким сном. Улица эта была застроена с одной только стороны, другая же сторона представляла собой высокий крутой обрыв, спускавшийся к реке.
Аксинья, прежде чем открыть ставни, перешла босыми ногами пыльную немощеную улицу и остановилась на краю речного обрыва. Над рекой медленно расплывались серые клочья тумана. Маленькие, хилые домишки тесной ломаной шеренгой толпились на краю обрыва.
Хозяева этих хижин хотя и называли себя домовладельцами, но были бедняками родовитыми: бедность, нужда и всякие невзгоды переходили к ним из рода в род, как переходят к богатым громкие титулы или миллионные наследства. На Голодаевке никто не мог похвастать ни богатым дедушкой, ни промотанным имением.
Бедность жила здесь с незапамятных времен, так что голодаевцы давно уже привыкли к своей нужде, как негры привыкли к тропическому зною или как эскимосы - к жестоким морозам.
Не богаче других была и Аксинья, жена Тараса Зазули. Муж ее хотя и был по ремеслу столяр и гробовщик, но денег у него никогда почти не было. Единственно, когда Зазули считали себя богачами, - это только во время Проводской или Успенской ярмарок, когда Тарас продавал партиями столы и табуреты, заранее заготовляемые им в своей мастерской.
В последние дни Тарас был занят именно этим делом. До ярмарки оставалось немного, и он очень спешил.
Просыпался Зазуля раньше обыкновенного и работал до глубокой ночи. Вот почему жена его в тот день, когда начинается наш рассказ, так рано вышла открывать ставни.
Зазулиха (так за глаза называли соседки Аксинью) постояла с минуту на берегу, бросила сонный взгляд на небо, громко зевнула, перекрестила рот и направилась к своей хате.
Она стала открывать ставни. Всех окон в доме Зазулей было три. Молодая женщина открыла ставни, прикрепила их веревочками к стене, чтобы ветер ими не хлопал, и направилась было в хату, как вдруг услышала чьи-то тихие, жалобные стоны. Смуглое, загорелое лицо Аксиньи вытянулось от удивления и любопытства.
Ой, ой, ой!.. - стонал кто-то за домом.
Аксинье показалось, что стонет женщина. Несколько секунд прислушивалась она к странным звукам, пугливо озираясь по сторонам. Но вокруг не было ни одной живой души. Наконец Аксинья победила страх, и когда стоны особенно усилились, она подобрала ситцевую юбку и бросилась бежать, перепрыгивая через бурьян и крапиву, росшие около дома, в ту сторону, откуда слышались стоны. Аксинья скрылась. Наступила тишина. Спустя немного Зазулиха с искаженным от страха лицом выбежала из-за угла дома и бросилась прямо в хату.
Тарас стоял перед верстаком и налаживал доски. Его громадная наклоненная фигура занимала чуть ли не половину комнаты. Одет он был в широкие шаровары и серую рубаху, а на босых ногах - мягкие самодельные шлепанцы.
Тарас, выйди скорей на улицу! - крикнула запыхавшаяся Аксинья, вбежав в мастерскую.
Лицо у нее было бледное, испуганное. Она вся дрожала.
А что я там забыл, на улице?.. - проговорил равнодушным тоном Тарас, не отрываясь от дела.
Иди скорей, иди же, говорю тебе… Посмотри, что случилось! - воскликнула Аксинья.
А что случилось? Курица удавилась?.. - засмеялся Зазуля.
У, каменный ты человек!.. - озлилась жена. - Выйдешь ли ты из хаты, аль нет?
Как не выйти… От бабьего крика не только что из хаты, а из кабака и то выйдешь, - сказал Тарас и, низко наклонив голову, чтобы не стукнуться о косяк, вышел из мастерской.
Аксинья забежала вперед.
Вот здесь, за сарайчиком… Слышишь, стонет? Сюда иди!.. Слышишь?.. - задыхаясь от волнения, шептала Аксинья.
Тарас молча следовал за нею, пыхтя трубкой, которую он успел закурить по дороге.
Вот здесь, смотри!.. Слышишь? - шепнула Аксинья.
Тарас остановился. Перед ним на траве лежала женщина, а рядом с нею мирно спал завернутый в тряпки крошечный ребенок. Из полуоткрытого рта женщины вылетали слабые, хриплые стоны. Голова ее, повязанная темным дырявым платком, лежала на серой котомке. Бледная, с почерневшими губами, она имела вид умирающей. Глаза ее, неподвижные и как будто стеклянные, были устремлены в одну точку. Одежда ее состояла из грязных бесформенных лохмотьев.
Тарас с Аксиньей молча, но значительно переглянулись, когда подошли к умирающей.
Спроси-ка, кто она и как сюда попала, - тихо сказал Тарас жене.
Послушай, милая, откуда ты? - приступила к допросу Аксинья, наклонившись над больной. - Ты больна? Это твой ребенок?.. Как ты сюда попала?..
Аксинья задавала вопрос за вопросом, но ответа не последовало. Незнакомка умирала - это было ясно.
Я людей позову, - решительно заявила Зазулиха, взглянув на мужа.
И то правда… Разбуди соседей, а то еще невесть что подумают, - согласился Тарас.
Выходите!.. - кричала Аксинья, стуча в ставни соседних домов.
Минут через десять небольшой дворик Зазулей был полон народа.
Солнце еще не успело взойти, когда неизвестная женщина умерла. В ту самую минуту, когда она испустила последний вздох, проснулся ее ребенок. Он заметался и заплакал. Прибежавшие бабы, у которых были свои дети, услыхав голос плачущего ребенка, сейчас же определили, что ему всего три месяца от роду.
Аксинья, отвечая на вопросы, рассказывала, как она встала, как вышла открывать ставни и как услыхала стоны.
Она, стало быть, живая была? - перебивали ее слушатели.
Конечно, живая, ежели стонала! Мертвые не стонут, - пояснила Зазулиха и продолжала свой рассказ.
А ребенок не переставал кричать, надрывая грудь.
Его накормить надо, - догадалась одна из женщин и взяла его на руки.
Женщину эту звали Агафья-портниха. Муж ее был портной, человек слабый и пьющий. У Агафьи было пятеро ребят, из них один грудной.
Ребенок, как только очутился на руках у Агафьи, сейчас же замолк и припал к ее груди, точно замер.
Ишь, как сосет! - удивлялся Тарас, у которого своих детей не было.
Дитя есть хочет, известное дело… У покойницы, может, и молока-то не было, - хором заговорили женщины, перебивая друг друга.
Эй, вы, тише, начальство едет! - крикнул кто-то.
Бабы умолкли.
Вдали показался голодаевский городовой, Прохор Гриб, как его прозвали обыватели Береговой улицы. Это был старый отставной солдат, с мягким, точно вымоченным и выжатым лицом. На его сухом отвислом подбородке серебрилась белая щетина давно не бритой бороды. Прохор нюхал табак, и от этого его седые жидкие усы возле носа были покрыты темно-коричневыми пятнами. Сколько ему было лет, он сам не знал. Иногда он говорил, что ему восемьдесят, а иногда утверждал, что ему давно уже стукнуло сто. Городовым он был поставлен с незапамятных времен. Голодаевцы привыкли к Грибу, видя его перед собой всю жизнь, и смотрели на него так, как люди обыкновенно смотрят на речку, что вечно течет по одному и тому же направлению, или на дерево, пережившее несколько человеческих поколений.
Что здесь такое? - жуя губами, спросил Гриб, подойдя ближе.
Нищая померла, - ответил Тарас и снова раскурил трубку.
Человек помер, а тебе курить надо! - упрекнул старик Зазулю и укоризненно покачал головой.
Потом он достал табакерку, воткнул в ноздри две щепотки табаку и громко чихнул.
Будь здоров, дедушка!..
Проживи еще двести лет!..
Расти большой!.. - приветствовали Гриба мальчишки, прибежавшие, как и взрослые, на крик Аксиньи.
Пошли вон отсюда!.. Я вам!.. - закричал на детей старик и пригрозил им своей шашкой, имевшей такой же древний вид, как и он сам.
Ой, дедушка, не пужай: со мной родимчик будет! - воскликнул один из мальчишек.
Другие покатились со смеху.
Эй, вы, чего ржете?.. Проваливайте, пока целы! - крикнул на них Тарас и топнул ногой.
Ребята мгновенно притихли.
Прохор Гриб подошел к трупу женщины и обнажил свою желтую безволосую голову. Издали голова его была похожа на большой бильярдный шар.
В толпе по поводу случившегося стали высказывать всевозможные догадки и предположения. Одни говорили, что покойница - крестьянка и что она умерла с голоду; другие полагали, что она отстала от партии рабочих, что вчера проходила через город; а Арина Брехуха, жена Сидора-печника, толстая плосколицая женщина, известная сплетница, настойчиво утверждала, что покойницу задушили грабители.
Полно врать, Ариша! - пробовал остановить ее муж, присутствовавший тут же. - От твоей лжи вон, гляди, даже галка на заборе и та покраснела…
Не галка, а нос твой от водки покраснел, пьяница несчастный! - закричала на мужа жена.
Да ну вас!.. Что вы, на базаре, что ли - орете-то? - остановил супругов Тарас, а затем, обращаясь к Прохору, проговорил: - Послушай, дедушка, убери ты, пожалуйста, покойницу… Мне некогда: у меня работа спешная.
Ишь ты, чего захотел! - зашамкал голодаевский городовой. - Я, брат, не главное начальство… Тут, хлопче (Прохор всех, и молодых и старых, называл хлопцами), надо, чтобы все по закону вышло… Перво-наперво надо квартального, Андрея Андреича, попросить, а он попросит пристава, а пристав попросит доктора, а доктор - следователя, а следователь - прокурора, а прокурор…
А прокурор, - сердито перебил старика Тарас, - попросит тебя, старого гриба, а ты нос табаком набьешь и чихнешь - покойница, гляди, и воскреснет…
Тарас безнадежно махнул рукой и сам отправился за квартальным. А Прохор Гриб снова зашамкал беззубым ртом, объясняя кому-то закон, но его никто не слушал.
Ребенок только что умершей женщины перешел к Аксинье. Агафья, накормив его, отдала малютку Зазулихе, а сама отправилась домой, к своим детям.
Вот у тебя нет ребят, возьми этого младенца к себе, - сказала Агафья, когда передавала Аксинье ребенка, - доброе дело сделаешь…
Что вы, что вы! Где нам чужих кормить? Нам бы самим как-нибудь прожить… - возразила Аксинья, испугавшись слов Агафьи.
В это время ребенок благодаря неумелости молодой женщины высвободился из тряпок, в которые он был завернут, и заиграл крошечными ножками. Аксинья, боясь, чтобы он не выпал из рук, крепко прижала его к груди. Ребенок улыбнулся ей, обнажив беззубые десны. Это был красивый трехмесячный мальчик. Тельце у него было круглое, розоватое. Крошечные ножки и ручонки находились в беспрерывном движении, большие карие глаза глядели открыто и весело.
Какой славный мальчуган! - воскликнула одна из женщин. - И не похоже, чтобы мать его больна была… Вишь, какой он плотный да круглый!
А волосенки-то как быстро у него выросли! - удивилась другая.
Он рыжий будет, уж теперь и то головка у него будто из красной меди…
Не прожить ему долго на свете…
Уж какая жизнь круглой сироты!..
Чего вы каркаете? Тьфу на вас! - крикнула на болтавших баб Аксинья и отвернулась от них.
Ребенок почему-то сразу стал ей дорог и мил. Полюбила она его в ту самую минуту, когда, трепетно прижавшись к ее груди, он впервые улыбнулся ей беззубым ротиком, устремив на нее большие карие глаза. Этот доверчивый взгляд наивных детских глаз пробудил в молодой женщине неведомое ей до этого чувство материнской любви и нежности.
«А и впрямь, не взять ли его к себе? - мысленно рассуждала сама с собою Аксинья, глазами лаская ребенка. - Попрошу Тараса: он добрый - позволит. Дитя нас не объест, а вырастет - помощником будет…» Так думала Зазулиха, любуясь крошечным мальчиком.
А Тарас в это время возвращался в сопровождении Андрея Андреича, квартального надзирателя. Они шли вдоль речного обрыва. Андрей Андреич, полный мужчина, с большим круглым животом, был одет в белый китель. Несмотря на то что солнце еще не поднялось из-за рощи, зеленевшей на той стороне реки, Андрей Андреич пыхтел, отдувался и, снимая фуражку, вытирал носовым платком влажный от пота лоб.
И жарко же сегодня будет! - пробасил квартальный.
Н-да… Сегодня не холодно… - желая поддержать разговор, сказал Тарас.
Постой-ка, - вдруг остановил Зазулю квартальный, - посмотрим, кто там рыбу удит. Не Яков ли это Иваныч, наш доктор?
Тарас подошел к самому краю обрыва и посмотрел вниз. Там, невдалеке от берега, стоял по икры в воде и удил рыбу какой-то человек высокого роста. Шляпа, сапоги и носки удильщика лежали на берегу, на широком плоском камне.
Доктор и есть! - подтвердил Тарас, хорошенько вглядевшись в спину рыболова.
Вот и отлично… Он-то нам и нужен, - сказал квартальный и также подошел к краю обрыва.
Яков Иваныч! - крикнул он, слегка нагибаясь.
Голос квартального глухими раскатами пронесся над сонной поверхностью реки. Удивший рыбу даже не шелохнулся, точно не его и звали. Резким желтым пятном вырисовывалась его длинная, худая фигура на светлом фоне спокойной реки. Он одновременно удил двумя удочками, и обе руки были у него заняты.
В тот самый момент, когда Андрей Андреич крикнул, Яков Иваныч заметил, что у него клюет, и весь насторожился.
Яков Иваныч, пожалуйте к нам! - вторично окликнул врача квартальный.
Но ответа не последовало. У доктора оба поплавка запрыгали на воде, и он весь ушел в свое дело. Окрики квартального выводили его из себя, но он молчал: он боялся испугать рыбу.
Яков Иваныч, мертвое тело усмотрено, пожалуйте! - не унимался Андрей Андреич.
У доктора от злости зеленые круги завертелись перед глазами. «Разгонит, разгонит рыбу мою, негодный толстяк!» - с тревогой в душе подумал Яков Иваныч и хотел было квартальному махнуть рукой, но вспомнил, что руки у него заняты, и решил сделать это иначе. Когда Андрей Андреич в третий раз позвал его, он осторожно поднял из воды одну ногу и задрыгал ею, желая этим жестом дать понять квартальному, чтобы тот убирался. В то самое время, когда доктор жестикулировал ногой, клевавшие рыбы, съев приманку, преспокойно ушли.
